Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Имелось и другое соображение. Он знал людей из провинциальной ассамблеи, а также близких к губернатору ньюйоркцев, и среди них на удивление многие получили образование в Англии. Оксфордский диплом мог очень пригодиться их семейству в будущем.

Мастер переговорил с Альбионом, и лондонец согласился.

– Если Джеймс поступит в Оксфорд, – сказал он, – то пусть на каникулах живет у нас, в Лондоне. Мы и так уже почитаем его за родного.

Проблема была только одна.

В Новый год Мерси сообщила Джону неожиданную новость:

– Джон, я жду ребенка.

После стольких лет это явилось полным сюрпризом, однако сомнений не было. А за новостью последовала и просьба:

– Джон, я хочу вернуться в Нью-Йорк. Я хочу, чтобы ребенок родился дома, а не в Англии.

Джон выждал день, прежде чем обсудить желание Джеймса учиться в Оксфорде. Он был готов к неудовольствию жены, но не к смятению.

– Отдай его в Гарвард, Джон, но только не оставляй здесь! Я умоляю тебя! – А после того как он расписал преимущества обучения в Оксфорде, она расстроилась еще больше. – Я не вынесу, если брошу сына в этом проклятом месте!

Когда он сообщил мальчику о материнских чувствах, Джеймс промолчал. Но вид у него был такой несчастный, что Джон попросил несколько дней подождать, пока он будет думать.

И Джон Мастер со всей тщательностью обдумал ситуацию. Он понимал Мерси. Ему было так же больно при мысли, что их с сыном разделят три тысячи миль – весьма вероятно, на годы. Возможно, даже больнее после того, как славно они поладили в Лондоне. С другой стороны, Джеймсу явно понравился Оксфорд, и Мастер не сомневался в душе, что это удачный выбор.

На другой чаше весов лежало здоровье матери. Беременность всегда опасна, а с возрастом, по его мнению, угроза росла. Вправе ли они с Джеймсом нанести ей такой удар? Вдруг, боже упаси, дела обернутся скверно? Его умственному взору предстала картина: Мерси на смертном одре зовет сына, который находится за три тысячи миль. Ее молчаливый упрек. Муки совести несчастного Джеймса.

Он вновь осторожно коснулся этой темы, но Мерси была непоколебима. Тогда он заключил, что выход один.

– Ты вернешься в Америку и побудешь там несколько месяцев, – сказал он Джеймсу. – Но после этого, если не передумаешь, мы снова обсудим Оксфорд. Я ничего не обещаю, но мы подумаем. Пока же, мой мальчик, сделай веселое лицо и постарайся не расстраивать маму. Если же будешь ныть и огорчать ее, – зловеще добавил Джон, – то я закрою тему раз и навсегда.

Он не сказал сыну о своем твердом намерении вернуть его в Англию раньше, чем пройдет год.

Догадался ли Джеймс об этом или просто учел его слова, но Джон Мастер был очень доволен тем, что оставшиеся зимние месяцы он был настолько добр и предупредителен, что о большем не приходилось мечтать. Они продолжили наслаждаться Лондоном. И вот наконец в первый погожий весенний день трое Мастеров сердечно простились с Альбионами, взошли на корабль и отправились в долгий обратный путь до Нью-Йорка.

1765 год

Построить империю мечтали многие народы, но к шестидесятым годам XVIII века ни один разумный человек не сомневался в том, что Британии уготована слава. Вскоре после возвращения Мастеров в Нью-Йорк пришло известие о смерти старого короля и восшествии на престол скромного, благонамеренного молодого принца Уэльского – отныне Георга III.

Британские войска в Америке изгнали из Канады французов-соперников. В 1763 году был заключен Парижский мир, и Франция отказалась от всех притязаний на бескрайние американские территории. Французам оставили лишь скромный городок Новый Орлеан в болотах реки Миссисипи, а их союзникам, католикам-испанцам, пришлось проститься с крупными владениями во Флориде.

Теперь все Восточное побережье Америки принадлежало Британии. Конечно, не считая индейцев. Недавно, когда вождь племени оттава Понтиак поднял восстание, которое привело в ужас массачусетских колонистов, британская армия при содействии местных стрелков довольно быстро разгромила индейцев – неплохое напоминание колонистам о важности их далекой родины. Но если не касаться вынужденной строгости, британское правительство считало свою политику благородной и мудрой. Пусть индейцы боятся английской власти, но трогать их незачем. На востоке полно свободной земли. Поход вглубь территории на запад можно было отложить на пару поколений. Возделывайте бескрайний сад Восточного побережья и наслаждайтесь плодами!

С этим не стал бы спорить и сам Бен Франклин. За неутомимую лоббистскую деятельность благоразумное британское правительство даже выделило ему немалую долю в великом предприятии: его сына Уильяма Франклина, дипломированного юриста, но без административного опыта, произвели в губернаторы колонии Нью-Джерси.

Что касается остальных пределов своей разросшейся империи и ее соперничества с Францией, Британия теперь контролировала несметные сокровища Индии и богатый сахарный остров Ямайка. Ее флот господствовал во всех океанах. Британия правила морями.

Такой была просвещенная, счастливая империя, доставшаяся благонамеренному молодому королю.

Но счастливы были не все.

По мнению Чарли Уайта, дела шли от плохого к худшему, и не иначе. Он брел по Бродвею, и порывистый северный ветер с Гудзона разрезал январские сумерки, как острый нож. Улицы покрылись тонкой коркой мерзлого снега. И настроение Чарли было мрачнее некуда.

Была Двенадцатая ночь[30]. Он собирался сделать жене подарок, но не разжился ничем.

Хорошо, не совсем ничем. Купил по дешевке варежки. Тут ему повезло, но это было все.

– Я хотел купить тебе новое платье, – сказал он горестно, – но мне хватило только на еду.

– Не переживай, Чарли, – ответила она. – Главное – намерение.

То же самое относилось и к большинству их соседей. Так стало после ухода проклятой британской армии.

Война закончилась. В том-то и беда. Ушли нуждавшиеся в продовольствии «красные мундиры», отбыли офицеры, желавшие себе домов, меблировки и слуг. Военные корабли задержались ненадолго – их тоже след простыл. Вся местность пришла в упадок. С деньгами стало туго. Лондонские купцы переправляли за океан излишки товаров и продавали их по бросовым ценам в Нью-Йорке, из-за чего честные ремесленники не сводили концов с концами. Зато цены взвинчивали фермеры, компенсируя уменьшившийся спрос.

– Англия использует это место для борьбы с французами, – сказал домашним Чарли, – но, едва дело сделано, бросает нас на произвол судьбы.

Не пострадали только богачи. Они обитали в другом мире. Театр был полон. Открывались парки, названные по образу и подобию лондонских – Ранела, например. Люди называли это Лондоном в Нью-Йорке. У лиц вроде Джона Мастера дела шли прекрасно.