Фея белой магии - Анна Ольховская

Интересно, что в моем оборванном, избитом и перекошенном от боли силуэте могло вызвать такой восторг? Франсуа просто засиял от радости, увидев выползшее нечто:

– Ты молодчина, ты даже не представляешь, какая ты!

Я скривилась и с отвращением осмотрела себя: «Представляю!»

– Да при чем тут это?! Глупости, ты… – Парень подошел ко мне и хотел, наверное, обнять, но тут заметил, ЧТО у меня в руках. – О, мой бог, это же… Откуда это у тебя?!

Я кивнула на загаженную имуществом колдуна стену.

– Там ведь твой муж, да? – Шоколадные глаза до краешков наполнились сочувствием. – И как вы теперь? Ведь без бокора вряд ли получится вернуть его в тело… Ой, ты что?

А ничего. Ну, оттолкнула тебя довольно сильно, так нечего ерунду говорить. Что значит – вряд ли получится? А твои эти, как их, унганы с Мамой Жаклин – они на что? Не смей даже думать о плохом!

Заметив слезы в моих глазах, Франсуа не на шутку перепугался:

– Не надо, прости меня, я не подумал! Ты не должна плакать, ты нужна дочери, она пришла в сознание. Ты слышишь меня – Ника вернулась! И она не только не ослабела, она еще сильнее, чем была. Я это сразу почувствовал, едва она открыла глаза. Я специально торчал там, болтая с Антуанеттой, одной из нянек, хотел дождаться пробуждения девочки. Ника проснулась совершенно здоровой, ни следа того, что почти сутки пробыла без сознания. А может, она и на самом деле просто спала? – сам себя спросил Франсуа. – Не знаю, но главное – она здорова и очень-очень сильна. Как это у тебя получилось – не знаю. Вот только… – замялся парень.

«Что?» – подняла брови я.

– Понимаешь, – отвел глаза Франсуа, – я не смог разобраться до конца, полностью девочка свободна от зла или все-таки что-то в ней осталось. Она немного странная сейчас – не хнычет, не капризничает, о тебе не спрашивает, на отца вообще никакого внимания не обращает. Ох, прости, на его тело. Ника словно прислушивается к чему-то внутри себя, но при этом послушно делает все, что ей говорят. Сейчас она обедает, а я решил, пока все заняты девочкой, проведать тебя. И обрадовать – наши скоро будут здесь! Мы думаем, что все произойдет именно тут, в перистиле, когда бокор попытается снова забрать Нику. Пойдем пока отсюда, тебе надо отдохнуть, поспать, набраться сил. Скоро они тебе понадобятся.

Какое там поспать?! Нервы натянулись и гудели, словно высоковольтные линии. А вы пробовали спать под этими выкидышами Эйфелевой башни?

Я отрицательно покачала головой и направилась к своему насесту. Место привычное, нагретое, я лучше здесь подожду. К тому же шляться по дому, набитому пришибленными людьми колдуна, – занятие для любителей адреналиновых выплесков. Мне этого добра, адреналина, в последнее время хватает с избытком, захлебываюсь уже в нем.

Франсуа попытался все же уговорить меня пойти с ним, высыпав ворох разнокалиберных аргументов. Но они, аргументы, звонкими шариками отскакивали от моего сознания и рассыпались по полу. Весело, конечно, но бессмысленно.

К тому же там, за дверью, мне очень трудно будет удержать себя от кретинских выходок – ворваться в комнату дочери, к примеру, и доказать всем присутствующим в ней, насколько они не правы. И моя физическая несостоятельность образумить меня не сможет.

Поэтому я лучше здесь, с Лешкой, побуду, подожду развития событий. Все равно в итоге все соберутся в этом помещении – перистиле, кажется?

Но угомониться парень никак не мог, мой вид явно не внушал должного доверия и уважительного трепета. Франсуа, ободряюще улыбнувшись, выскользнул за дверь, чтобы минут через десять появиться с довольно внушительным бумажным пакетом в руках.

– Вот, поешь хотя бы, сока выпей.

А-а-а, выпей! Только сейчас сообразила, что выйти отсюда пусть и ненадолго, но все же придется. Иначе потом стыдно будет, выплеск адреналина может приобрести журчащее воплощение.

Можно, я не буду рассказывать, какие трудности иногда могут возникнуть на пути цивилизованной женщины, обремененной кучей ненужных с точки зрения ведущей одной из передач комплексов? Та безмятежно пристроилась бы в углу мансарды, запечатлев на телеэкране сие действо крупным планом. Главное, я справилась, умудрившись ни с кем не встретиться во время похода.

Лешку я, естественно, таскала с собой, пусть потом он мне проест основательную плешь своими подколками и ехидными комментариями. Зато во время экспедиции я разжилась длинным шелковым шарфом, забытым кем-то в гостевом туалете.

Теперь можно освободить руки для вечернего бала, что я и сделала, примотав тюрьму моего мужа к груди крест-накрест. А то, что я после этого стала похожа на женщину-мутанта с тремя грудями из фильма «Вспомнить все», – фиг бы с ним. Количество моих первичных половых признаков никого не касается. Впрочем, сейчас касается, причем того единственного, кто имеет на это право.

Ну вот, обустроила свое сокровище, теперь можно и перекусить. Франсуа, проводив меня до двери, сразу убежал, пообещав скоро вернуться. Есть по-прежнему не хотелось, но от слабости и обезвоживания начинала кружиться голова. Так что, дорогуша, давай-ка, лопай, да побольше! Хватит издеваться над изможденным и избитым телом, проводить испытания на предел выносливости будешь потом.

Кое-как впихнула в себя почти все, что принес Франсуа. А вот апельсиновый сок пошел гораздо веселее.

Разрушительное действие обильной пищи началось буквально через две минуты после окончания трапезы. Веки вдруг стали чугунными и с громким блямком упали вниз. Тело устремилось туда же, причем заснула я, похоже, на пути к полу. Единственное, что успела сделать, – прикрыть руками бутылку, уберегая от удара.

Терпеть не могу, когда на меня смотрят во сне, я всегда это чувствую. Лешка знает о моей фобии, поэтому никогда меня не разглядывает, пока я сплю. Хотя говорит, что спящая я ему очень-очень нравлюсь. Обычно он по утрам…

Все, хватит, не вздумай утонуть в сладких воспоминаниях, на тебя сейчас кто-то смотрит. Причем, судя по ощущениям, этот кто-то представлен в нескольких экземплярах, слишком много чужой энергетики рядом.

Или один, но очень мощный. Неужели колдун явился раньше срока и обнаружил дрыхнущую беглянку? Я что, храпеть начала, что ли? Раньше вроде подобным звукоизвлечением не грешила.

Открывать глаза не хотелось категорически, осточертевшая физиономия Дюбуа могла спровоцировать обратную перистальтику, и тогда все усилия по поглощению пищи оказались бы на полу.

– Анна, не волнуйся, это мы.

Господи, парень, как же я рада тебя слышать! Теперь можно позволить себе видеть.

Да, это была она, та красивая мулатка из Берлинского аэропорта. Мама Жаклин. Облаченная (именно так, слово «одетая» здесь не подойдет) в длинное белое платье, с густой гривой рассыпавшихся по плечам волос, босая, она выглядела совершенно иначе, чем тогда, диковато-величественно.