Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 - Карл Хайнц Абсхаген

Летом 1941 г. состоялась совместная конференция представителей вооруженных сил и СС, созванная по инициативе начальника Управления по общим вопросам ОКВ генерала Рейнеке, чтобы сгладить противоречие, возникшее в связи с претворением в жизнь положений упомянутого приказа. На конференцию пригласили и Канариса. И хотя шеф абвера в тот момент находился в Берлине, на конференцию он сам не пошел. Уж больно противен был ему этот Рейнеке, которого Остер прозвал «маленьким Кейтелем»[21], а Канарис считал – из-за его раболепствующего подчинения всем требованиям НСДАП – одним из главных виновников все более тесного смыкания вооруженных сил Германии с нацистской системой. Вместе с тем Канарис с живейшим интересом следил за работой конференции и предварительно подробно проинструктировал своего представителя относительно линии его поведения. А быть представителем Канариса и управленческой группы «Аусланд» выпало в данном случае Лахоузену, начальнику 2-го отдела абвера, который мог достаточно аргументированно доказывать вредность этого документа, ибо негативные последствия практической реализации «Приказа о комиссарах» должны были в первую очередь сказаться на работе его подразделения. Общаясь регулярно с Кейтелем, Рейнеке, руководителями СС и гестапо, Канарис и его сотрудники давно убедились в том, что в разговоре с этими людьми, если хочешь добиться каких-то результатов, не стоит выдвигать такие доводы, как гуманность, законность, порядочность. Только убедительное доказательство вредности какого-либо распоряжения для планов Гитлера могло заставить что-то изменить.

От гестапо в конференции участвовал начальник IV управления Главного управления имперской безопасности группенфюрер Генрих Мюллер. Лахоузен был с ним уже знаком: 2-й отдел по роду своей деятельности часто соприкасался с его ведомством, которое полностью оправдывало свое официальное название «тайной полиции» и занималось тотальной слежкой и террором внутри Германии. Однако во время войны поле деятельности IV управления значительно расширилось, охватывая оккупированные вражеские территории. Это управление вело также слежку за всеми проживающими в Германии политическими эмигрантами из стран Восточной и Юго-Восточной Европы, среди которых 2-й отдел абвера подбирал кандидатов на вербовку в качестве агентов. Но все же наиболее тесный рабочий контакт с IV управлением РСХА поддерживал 3-й отдел абвера, осуществлявший контрразведывательные мероприятия в рядах германских вооруженных сил, о чем шла речь выше при обсуждении переговоров Канариса и Гейдриха, касавшихся разграничения полномочий.

Мюллер, баварец по происхождению, карьеру сделал в баварской уголовной полиции, что наложило отпечаток на его манеру поведения. Среднего роста, темноволосый, он мог быть внешне обходительным и любезным, однако пронзительный взгляд колючих глаз и тонкие губы все равно заставили бы любого насторожиться, если бы даже Мюллер не носил ненавистную эсэсовскую форму. Кто сним сталкивался поближе, мог заметить, как маска любезного дядюшки внезапно исчезала и его спокойный добродушный голос, слегка окрашенный баварской интонацией, вдруг приобретал необычайную строгость и резкость. В такие моменты становились очевидными свойственные Мюллеру грубость, жестокость и холодный цинизм. Недаром Канарис видел в Мюллере, после Гейдриха, своего злейшего врага в стане СС. Интуиция подсказывала, что Мюллер ему не доверяет и собирает против него компрометирующий материал. В присутствии шефа гестапо Канарис всегда испытывал неприятное чувство. Быть может, помимо неприязни к Рейнеке, данное обстоятельство тоже побудило его воздержаться от личного участия в конференции и послать вместо себя Лахоузена.

Как уполномоченный абвера, Лахоузен построил свои возражения на чисто деловой основе. В частности, он обратил внимание присутствовавших на тот факт, что расстрел военнопленных негативно повлияет на настроение в воинских частях. Большинство военнослужащих едва ли поймут необходимость расправы над безоружными людьми, не говоря уже о том, что противник в отместку станет точно так же обращаться с немецкими солдатами, имевшими несчастье оказаться во вражеском плену[22]. Говорил Лахоузен и о нежелательном воздействии практической реализации «Приказа о комиссарах» на представителей советских национальных меньшинств, среди которых управленческая группа абвера «Аусланд» должна насаждать националистические взгляды и стимулировать стремление к созданию собственных независимых государств. Выполнение этой задачи будет, дескать, крайне затруднено, если люди увидят, что немцы всех стригут под одну гребенку, не делая различия по национальному признаку. В этой связи возник и еще один закономерный вопрос: по каким критериям выявлять среди советских военнопленных лиц, «зараженных большевистскими идеями»? На практике задействованные «зондеркоманды» СД, признанные решать данную проблему, творили дикий произвол. По своему невежеству они на основании внешних признаков причисляли к евреям и расстреливали как врагов немецкой нации представителей кавказских народностей мусульманского вероисповедания, у которых обряд обрезания – обычная процедура. В заключение своего выступления Лахоузен предупредил, что о массовых казнях военнопленных непременно станет известно по ту сторону фронта, что отпугнет потенциальных перебежчиков и заставит советских солдат отчаянно сражаться, не помышляя о сдаче в плен. В конце концов, мол, отдуваться за все придется немецким войскам.

Доводы абвера не произвели на Мюллера и Рейнеке особого впечатления. Прежде всего Рейнеке резко возражал против отмены приказа и заявил, что советские солдаты – смертельные идеологические враги Германии, с которыми следует поступать соответственно. С циничной усмешкой Мюллер согласился с мнением абвера, касающегося нежелательного воздействия на настроения немецких солдат открытыми экзекуциями и обещал впредь проводить расстрелы без ненужных свидетелей и вне расположения германских воинских частей. Впрочем, он согласился с необходимостью уточнить понятие «зараженный большевистскими идеями» и сузить круг лиц, подпадающих под это определение. По существу, все возражения Канариса, сформулированные Лахоузеном, не встретили должного понимания и попытка приостановить действие «Приказа о комиссарах» окончилась безрезультатно.

Но Канарис не сдался. Он и его служба продолжали направлять в различные инстанции, и в первую очередь Кейтелю, предупреждения и жалобы с упоминанием случаев противоправного и бесчеловечного обращения с военнопленными.

В начале сентября 1941 г. Рейнеке, осуществлявший контроль за содержанием всех военнопленных, дал указания относительно обращения с советскими военнопленными, противоречившие правилам цивилизованного ведения войны. Канарис счел тогда целесообразным выступить против, ссылаясь на признанные всеми государствами нормы международного права. Быть может, он сделал это только для того, чтобы официально задокументировать свою позицию по данному вопросу. В основу своего меморандума Канарис положил памятную записку, составленную сотрудником управленческой группы «Аусланд» графом фон Мольтке[23] и переданную ему начальником группы адмиралом Бюркнером, лишь дополнив некоторые пункты собственными соображениями.