Неспособность любить - Евгения Горская

Елена Сергеевна аккуратно накрашена и причесана, заметил Данила. Наверное, ждет гостей.

Жизнь продолжается.

– Ну как она так может? – возмущалась Уля по дороге домой. Возмущалась Никиной черствостью.

– Они совсем чужие люди, – нехотя предположил Данила.

– Горе должно объединять!

Говорить Даниле было лень, и он не сказал, что чужих людей ничто не объединит. Ни горе, ни радость. Объединяет что-то совсем другое.

Нику тоже надо поздравить, решил Данила, но позвонил жене покойного друга только вечером, когда Уля закрылась в ванной.

– Спасибо, – откликнулась Ника на его поздравления.

– Как дела? – неоригинально спросил он, просто чтобы что-то сказать.

– Я нашла кафе, в котором Лиза была в последний вечер. Она была там с каким-то парнем и потом уехала на такси.

– Да? – удивился Данила.

– Угу. Жалко, что в кафе камера в это время не работала, но официантка сказала, что парня узнает.

– Ментам надо сообщить.

– Надо, – согласилась Ника. – Но я сначала хочу проверить кое-что. Завтра поговорю с официанткой, потом решу, что делать. Официантка, оказывается, Лизу хорошо знала.

Надо было расспросить поподробнее, что и как она выяснила, но Данила не стал. Его внезапно зазнобило. Данила включил на кухне горячую воду и сунул под нее руки. Кожу жгло, а холод внутри не проходил.

Он не думал, что заснет, но провалился в сон сразу и проснулся, только когда затренькал будильник. Данила протянул руку, оборвал звонок, осторожно выбрался из постели. Уля не проснулась, только повернулась на другой бок, улыбнулась чему-то и снова уткнулась в подушку. Ему захотелось поцеловать жену, но он не стал, побоялся разбудить.

Через сорок минут снова заглянул в спальню, и снова пришлось бороться с желанием поцеловать Улю. Показалось, что пока он будет обнимать ее, теплую, заспанную, с ним ничего страшного случиться не сможет.

Данила тихо прикрыл дверь, спустился на улицу. День, как и вчера, оказался солнечным, теплым, по-настоящему весенним. Не верилось, что бесконечная зима закончилась. Впрочем, от зимы можно ожидать чего угодно. Она в любой момент может вернуться.

Около машины он задержался, машина могла ему понадобиться, а могла и помешать. Решил ехать на метро.

Проблема была в том, что он не знал, ни где живет Ника, ни где работает.

Можно позвонить ей, напроситься в гости под благовидным предлогом, но от этой мысли Данила отказался. Ему было тошно и страшно лишний раз с ней разговаривать.

Он давно не ездил в метро. Стоять в переполненном вагоне было противно, рядом ёрзала какая-то тетка, толкая Данилу локтями, он еле дождался, когда вместе с толпой выберется на платформу.

После переполненного поезда подземный переход, недавно освобожденный деятельным мэром от привычных киосков, показался совсем пустым. К сносу киосков Москва отнеслась спокойно, а Данила искренне переживал. Не потому что часто что-то в них покупал, наоборот, он никогда к киоскам даже не подходил, просто сочувствовал людям, кормившим свои семьи и ни за что оказавшимся на улице.

Он этих людей отлично понимал, сам когда-то пережил подобное.

Кафе, где встречался с Лизой, Данила обошел, не приближаясь. Перешел на другую сторону улицы, пропустив грохочущий трамвай, осмотрелся, заметил кафе напротив.

Место было удобное. Данила подошел к стойке, попросил кофе. Соблазнился, взял еще круассан, сел с подносом у окна. Круассан оказался горячим, Данила с удовольствием его сжевал.

Кафе напротив просматривалось отлично. Данила достал телефон, уставился в экран, сделал вид, что напряженно что-то читает. Предосторожность была излишней, других посетителей в кафе не было, а две девчонки за стойкой не обращали на Данилу внимания. То есть они периодически улыбались и спрашивали у него, не желает ли он чего-нибудь еще, но этим их интерес и ограничивался.

В кафе напротив зашла женщина в расстегнутой шубке, пробыла там минут пять, вышла. Потом туда заглянули две старушки, эти пробыли подольше, минут двадцать.

Официантка не должна его узнать, успокаивал себя Данила. В тот день он надел очки. Очки Данила носил редко. У него была небольшая близорукость, которая почти ему не мешала. Стекла очков были слабо затенены, но внешность меняли разительно. К тому же он тогда два дня не брился, и отросшая щетина тоже сильно меняла внешность. Он давно хотел отрастить бороду, но Уле его колючие щеки не нравились, и Данила послушно сбривал щетину.

В тот день даже Лиза не сразу его узнала.

Официантка не сумеет его описать. Но если ею займется полиция, девчонка вспомнит не только щетину и очки. Менты умеют фотороботы составлять. Во всяком случае, исходить надо из этого.

– Ты? – удивилась тогда Лиза, заметив перед собой Данилу.

Он долго ее ждал, прогуливаясь по улице. Даже замерз. Перед этим он несколько раз звонил ей домой, радуясь, что она куда-то вышла. Подниматься к ней было нельзя, в подъезде висела камера.

Он мерил шагами отрезок улицы, который она не могла миновать ни на машине, ни пешком от метро, и старался не думать о том, что ему предстоит сделать.

Он и сейчас старался не думать о том, что ему предстояло.

Лизе нельзя было встречаться с секретаршей.

– Я, – сказал он, вглядываясь в лицо Лизы. – Пойдем поужинаем. Ты бледная, как… как снег.

Лиза попробовала отказаться, даже потянула его в сторону дома, но он решительно подтолкнул ее к двери ресторана.

– Нет, – помотала она головой. – Пойдем сюда.

И показала на дверь кафе. Ему было все равно, кафе даже лучше, меньше контактов с официантами.

Данила взял два кофе и два жюльена. И еще какие-то булочки. Жюльен Лиза съела и кофе выпила, а булочки доел он. Кофе он ей подвинул, уже вызвав такси. И до сих пор удивлялся, как несложно оказалось незаметно подмешать снотворное.

Он не представлял, как действует снотворное, и боялся, что Лиза свалится прямо по дороге, но все обошлось. Лиза вышла у своего подъезда, а он поехал домой.

Потом он боялся, что те восемь измельченных заранее таблеток, которые он бросил в кофе, не подействуют, как надо, но и тут все обошлось. Если, конечно, слово «обошлось» подходит к тому, что Данила сделал.

Наверное, ему помогал бог. Или дьявол.

Ника появилась неожиданно. Данила быстро поднялся, перебежал через трамвайные пути, заглянул в окно кафе. Ника стояла у стойки к нему спиной, что-то говорила пожилой женщине. В тот день, когда они были здесь с Лизой, за стойкой вертелась молодая девица. Данила облегченно выдохнул.

Ника повернулась, он едва успел отодвинуться от окна. Впрочем, в окно она не смотрела. Вышла, не оглядываясь, зашагала к метро, Данила, стараясь не приближаться, пошел следом.