Арабская кровь - Таня Валько

– Выйти, открыть багажник, – приказывает солдат, у которого еще молоко на губах не обсохло, но он чувствует власть, потому что держит в руке автомат, который бездумно направляет на ни в чем не повинного Рашида.

– Опусти дуло, парень, еще застрелишь меня. – Рашид двумя пальцами старается отодвинуть прицел вбок.

– Не трогать оружие!

Вояка, наверное призванный только сегодня, пытается изучить документы Рашида, но при этом не знает, что должен делать с оружием. В конце концов он вешает его себе на шею дулом вверх. «Он еще сам застрелится, – думает развеселившийся Рашид, наблюдая за молокососом, но затем закрывает глаза, не желая показывать, что ему смешно.

– Позже все прошло уже вполне гладко, – отчитывается он перед заинтересованными женщинами, вернувшись в Триполи. – Но ближе к Зуаре и перед самой границей, в Рас-Джадир, снова много военных, но они особенно не придираются. Медленно проверяют документы и автомобили, и все. Ловкости и быстроте в один день трудно научиться.

– Думаешь, это безопасно? – Дорота хочет быть уверенной.

– А я знаю? В людей не стреляют, уже хорошо.

– Я бы не перлась так далеко, – включается в дискуссию Марыся. – Там безлюдно, пустынно, неизвестно, что может случиться. Нет никого вокруг: ни поселков, ни магазинов, ни больниц. Будет ехать какой-нибудь военный патруль и в целях развлечения или тренировки может сделать с тобой все, что захочет.

– Это правда. – Муаид, который только что вернулся из больницы, подтверждает факт. – Я слышал, что в ливийской армии в два раза больше наемников, чем наших солдат. А такие способны на все. Если что-то натворит, то сбросит мундирчик и сделает ноги в пустыню. А потом ищи ветра в поле: ни приезжего, ни виноватого.

– Все вы говорите каждый раз другое и поминутно меняете мнение, – нервничает Дорота. – Нечего вас слушать. Я сама должна принять решение и подумать, как можно быстрее добраться до Туниса.

– Милая, я сейчас не могу оставить больницу, – оправдывается Муаид.

– Это понятно.

– Я могу вас отвезти, но сейчас тоже начал бояться. – Рашид потирает лоб и глубоко задумывается. – Кроме того, я не знаю, впустят меня назад, а я хотел бы находиться в это тяжелое и опасное время рядом с матерью и семьей. Может, подождем, bukra insz Allah будет лучше.

– IBM. – Дорота не выдерживает, встает, берет портмоне и направляется к выходу.

– А ты куда собралась? – Марыся бежит за матерью и хватает ее за руку. – Сейчас рискованно шататься одной по городу!

– Я иду всего лишь в магазин на другой стороне улицы за сигаретами. Увидела в окно, что он открыт.

– И я с тобой, – заявляет Марыся. Она не хочет выпускать мать из виду. Бабушка Надя погибла в магазине в пятидесяти метрах от дома. – Не ходи никуда без меня!

Она берет Дороту под локоть, и они выходят в сад.

– Когда-то тут было красиво, но сейчас все страшно запущено.

Марыся подходит к вьющимся по забору бугенвиллеям и дотрагивается до засохших листьев.

– Не хватает женской руки.

– Скорее, садовника, – возражает Дорота. – Если Наджля работала в больнице, занималась дочкой и содержала в порядке такой большой дом, то на сад у нее не хватало времени.

– Для этого нужна бабушка, но ее уже нет.

– Может, позагораем, когда вернемся? – Дорота хочет отвлечь дочку от грустных мыслей о прошлом. – Смотри, какая чудесная погода! Используем как-то время, которое мы вынуждены провести здесь. Ведь мы не будем постоянно сидеть в доме! Этот дом всегда был как мертвый, а сейчас особенно. Только души снуют по углам.

– Только бы не съели непрошеных гостей, – смеется Марыся над страхами матери.

Улочка у виллы, как всегда, спокойна. Не видно ни одной живой души, только в магазинчике по левой стороне можно заметить какое-то движение.

– Видишь, открыт. – Дорота берет взрослую дочь за руку, и они идут, размахивая руками, взятыми в замок. – Не брошу здесь курить, хоть у меня и был такой план. Даже больше стала дымить.

– Я тоже немного покуривала, – признается Марыся. – Но в экстремальных и опасных ситуациях не хочу возвращаться к плохой привычке, – объясняет она матери.

Пошли только за сигаретами, но из магазина выходят нагруженные торчащими упаковками. Они нашли свои любимые ливийские деликатесы, которые до сих пор во время отпуска еще не имели случая попробовать.

– Знаешь, что такой тунисской хариссы[65] нигде – ни в Польше, ни в Саудовской Аравии – не достанешь? – говорит Дорота с полным сладостей ртом, потому что не смогла дождаться возвращения домой и начала есть, сразу же выйдя из магазина.

– Если уж вырвались, то, может, посмотрим на дом тетки Мириам? – несмело спрашивает Дорота. – Наш ли? Сама уже не знаю. Твой отец должен был его продать, но кто его знает. Взглянем только через ограду.

– Тебе хочется? У тебя какие-то хорошие воспоминания с ним связаны?

– Одно самое плохое, поэтому нужно пересилить себя, чтобы пойти туда, посмотреть, три раза сплюнуть и оставить кошмары прошлого в шкафу.

– Только не забудь потом закрыть его и выбросить ключ.

Дочка вздыхает, но идет за матерью. Может, она тоже избавится от досадных смутных воспоминаний? Ведь сейчас они вместе, и все плохое осталось позади. От войны они изолируются, она их не касается. Посидят неделю или две дома, а потом выедут, не оглядываясь. «А с глупыми романами нужно покончить», – решает Марыся. Через решетку высокой ограды они заглядывают в сад. Все выглядит точно так же, как и раньше, но двор ухожен и полон цветов. Фонтан в центре действует, его реставрировали, поэтому он ослепляет белизной свежей краски.

– Все же продал, – грустно констатирует Дорота. – Может, это и хорошо, не будет погублена такая красивая недвижимость.

В эту минуту металлическая калитка открывается и перед ними появляется не кто иной, как Ахмед Салими. У женщин перехватывает дыхание, потому что нет возможности сдать назад или сделать вид, что они его не знают. Они стоят буквально в двух шагах перед мужчиной из своих кошмаров.

– Ahlan wa sahlan! – Ливиец тоже захвачен врасплох, но выглядит обрадованным. – Что за встреча! – выкрикивает он. Лицо его светится радостью. Он широко разводит руки, желая обнять своих бывших жертв, застывших в неподвижности.

– Hi! – Марыся первой возвращается на землю и быстро отодвигается, а ее мать оказывается в руках бывшего мужа-садиста.

Ахмед выпускает из объятий по-прежнему каменную Дороту, становится напротив и сладко улыбается. «Он очень красиво постарел, – проносится в голове у Дороты. – Отпустил волосы, и над ушами они ложатся у него красивой волной. Лишь на висках немного поседели, но они не старят его, а только добавляют красоты. Лицо у него, как всегда, безупречно выбрито. Он одет в костюм, наверняка итальянский, жилет и белую рубашку. Туфли тоже как из журнала, кожаные и самого модного фасона. Должно быть, ему очень повезло, – делает вывод Дорота. – В конце концов, вор обобрал всю свою богатую семью».