В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая - Кэтрин Бу

Инспектор Марути Джадхав, расследовавший дело Калу, сразу заключил, что, вероятнее всего, смерть наступила «от неизлечимой болезни». А в морге больницы Купер определили, что это была за болезнь. Пятнадцатилетний Дипак Рай по прозвищу Калу скончался от туберкулеза. К такому же выводу пришли здесь, когда обследовали труп раненого мусорщика, умершего от потери крови посреди дороги.

Однако, как правило, подвижные и веселые, легко преодолевающие любое заграждение подростки не умирают вот так в одночасье от туберкулеза. Жители Аннавади знали не хуже патологоанатомов, что эта болезнь сводит человека в могилу постепенно, долго и мучительно. Но имевшиеся на теле жертвы следы насильственной смерти быстро были обращены в пепел: труп спешно сожгли в крематории Парсивада рядом с аэропортовой трассой. Фальсифицированный документ, в котором полицейские отразили придуманную ими причину гибели подростка, постигла та же участь: кто-то положил на эту бумагу непотушенную сигарету, и она прогорела в самом центре. А фотографии, сделанные на месте преступления в соответствии с правилами ведения расследования, фантастическим образом исчезли из дела, хранившегося в участке Сахар.

Абдул и его близкие уже узнали на собственном опыте, что в здесь никто не интересовался личностью жертвы и обстоятельствами того, каким образом и почему она пострадала. Общественная безопасность тоже мало заботила полицейских. Как и во многих других государственных учреждениях Мумбаи, в участке смотрели на вещи прагматично и торговались, как на рынке. Дело о смерти Калу не сулило никакого дохода. Но, с другой стороны, этот случай дал повод полицейским очистить территорию аэропорта от уличных мальчишек, многие из которых обитали в Аннавади.

Вскоре после гибели Калу пятерых ребят схватили и доставили в участок Сахар. Их поместили в «неофициальную» камеру, где избивали и допрашивали под видом расследования убийства их товарища. Потом всех отпустили, но дали понять, что если они не уберутся подальше от облагораживаемой властями территории аэропорта, их привлекут к ответственности как соучастников этого убийства. Мальчики знать не знали, что полиция уже закрыла дело на основании заключения о том, что смерть была естественной.

Один из них, беспризорных подростков, по имени Каран тут же покинул Аннавади и даже Мумбаи. Больше его никто не видел. Другой, Санджай Шетти, начал судорожно собирать любые попадавшиеся под руку отходы и сдавать их Хусейнам, чтобы добыть деньги на дорогу и скрыться.

Зеруниза ахнула, когда увидела его:

– Что у тебя с лицом? – спросила она. – Почему ты плачешь?

Шестнадцатилетний Санджай выделялся среди прочих уличных ребят высоким ростом и удивительной красотой. В его речи слышались ярко выраженные южноиндийские интонации.

– Твоя речь звучит, как любовная песня, – сказала ему как-то в шутку Зеруниза. – Тот, кто тебя слушает, может растаять от умиления.

Но сейчас он и говорить толком не мог.

– Успокойся и объясни, что случилось, – попросила госпожа Хусейн.

Всхлипывая, парень поведал ей, что видел, как в темноте возле ворот Air India на Калу напала какая-то банда. А потом пожаловался, что его самого жестоко избили в участке. Санджай не знал, чего больше бояться: того, что убийцы Калу поймут, что он был случайным свидетелем преступления, и начнут охотиться за ним, или что полицейские снова потащат в участок и будут пытать и допрашивать.

Оставаться в Аннавади и спать на улице он больше не мог, поэтому решил отправиться к матери. А куда еще ему было податься? Несколько лет назад их хижина, расположенная неподалеку от аэропорта, сгорела, и семья перебралась в Дхарави. Это был самый крупный трущобный район Мумбаи. Он находился в пяти милях к югу от Аннавади.

Зеруниза согласилась, что там Санджаю будет легче затеряться, чем в нынешнем месте обитания. Она дала ему денег и долго смотрела, как он убегает по дороге, ведущей к аэропорту.

Когда он вошел в дом в Дхарави, его сестра, четырнадцатилетняя Ананди, готовила ужин. Она варила чатни[91] из помидоров, но чуть не уронила кастрюлю, как только увидела напуганное и растерянное лицо брата. Дети были очень привязаны друг к другу. Недавно он даже сделал наколку на плече – поместил первую букву имени сестры рядом со своими инициалами. На это он потратил редко появлявшиеся у него свободные деньги. Ананди часто ворчала, что если он ее так любит, то лучше бы появлялся дома почаще. Но хижина размером в шесть квадратных метров была слишком тесна для троих. К тому же Санджай любил находиться поближе к аэропорту. Он шутил, что чувствует себя там более свободным: всегда есть возможность сесть на самолет и куда-нибудь улететь.

Мальчик взял сестру за руку, и они сели рядышком на полу. Санджай рассказал ей, что стал свидетелем расправы с Калу.

– Они убили моего друга, – повторял он. – Разделались с ним в одну секунду, как будто он был просто мусором.

Потом он взял себя в руки и начал наставлять Ананди: она должна прилежно учиться и не волновать мать, которой в это время не было дома – она ухаживала за пожилой женщиной в соседнем районе, где жили в основном семьи среднего класса.

Сестра посмотрела на него с удивлением:

– Санджай, и это ты мне говоришь? Учиться? Я же, как и ты, должна работать, чтобы хоть как-то прокормиться. И, по-моему, мама беспокоится в основном из-за тебя, а не из-за меня.

– Ты также должна как следует высыпаться, – продолжал он, не слыша ее. – Мне кажется, ты плохо спишь.

Ананди не понимала, что значит этот странный покровительственный тон. Может, он нанюхался канцелярской замазки? Все это ей надоело, и она встала. Да, ей жаль, что этого Калу убили. Она видела его как-то – он очень нахваливал еду, которую приготовила девушка, и все время смешил ее. Но не может же она сидеть здесь вечно. Надо варить рис и тушить овощи. Она встала и повернулась к плите, а Санджай растянулся на полу и прикрыл глаза.

Может, он таким образом демонстрировал, как надо правильно спать? Через час вернулась мать. Юноша уже встал с пола и нервно ходил из угла в угол, слушая песню «Любовь и обман» из альбома «Грустные песни»[92]. «Мелодии разбитых сердец», – иронично называла эту музыку его мать, закатывая глаза.

Песню исполнял дуэт. Муж, виновный в измене, выводил: «Всего одна ошибка!», а жена в ответ напевала ему о том, как жестоко она ему отомстит. Мать попыталась перекричать магнитофон:

– У меня разболелся живот, наверное, съела что-то несвежее на обед.

Она побежала в туалет, на ходу бросив:

– Подожди, Санджай! Не уходи.

– Я никуда не уйду, – пообещал он.