Кровные связи - Дэн Уоделл

Найджел нашел его в зале карт. Положив каталог на стол, отыскал букву «П». Все фамилии указаны в алфавитном порядке. Он листал страницы, пока не обнаружил то, что нужно.

Пфайцер сменил фамилию на Фостер.

Найджел несколько секунд неподвижно смотрел в книгу. «Нет, конечно», — подумал он. Он нашел в каталоге фамилию Фостер. Их было несколько, но там был и Фостер Г., Пфайцер Г., Норфолк-плейс, Пэддингтон, Лондон. Данные записаны по материалам «Таймс» за 25 февраля 1884 года.

Он посмотрел данные переписи за 1891 год. Генри Фостер, детектив полиции, живущий в Норфолк-плейс, Пэддингтон, вместе с женой Мэри. Стэнли, очевидно, к тому времени покинул родительский дом. В 1901 году Генри умер, поскольку Мэри жила одна.

Наверняка совпадение. Найджел позвонил Фостеру на мобильный. Он был отключен. Он позвонил Хизер. Она ехала к нему навстречу.

— Я нашел Пфайцера.

— Хорошо.

— Он изменил фамилию. На Фостера.

Она молчала.

— Вы же не думаете…

— Не знаю! — воскликнул Найджел. — Но нам снова нужно в Центр истории семьи, чтобы все проверить.

И опять такси повезло Найджела в Центр истории семьи. Хизер ждала его там.

— Фостер отправился домой спать, поэтому и отключил телефон. Надо послать к нему кого-нибудь, пусть убедится, что с ним все в порядке, — объяснила Хизер таким тоном, словно им не о чем беспокоиться, хотя ее вид свидетельствовал о том, как она взволнованна.

Найджел проверил свидетельства о смерти Пфайцера/ Фостера. Он умер в 1892 году от рака в возрасте пятидесяти четырех лет. Его единственный сын женился и пошел по стопам отца — служить в лондонской полиции. Начал с констебля, затем стал детективом. У него, было четверо детей и только один мальчик. Стэнли-младший. У него, в свою очередь, родился ребенок, мальчик, Мартин Фостер, а вскоре его отец погиб в Пасхендале в 1917 году. Мартин продолжил семейную традицию, стал полицейским, родил четверых детей, включая двух сыновей: Роджера и Джеймса.

Роджер женился в 1959 году. Найджел решил проверить свидетельства о рождении. В первом квартале в 1960 году у пары родился ребенок.

Грант Роджер Фостер.

Он проверил информацию по девичьей фамилии матери. Тот самый ребенок.

Найджел сел, обхватив руками голову. Фостер — прямой потомок Генри Пфайцера.

Он не заметил, как к нему подошла Хизер.

— Это он? — спросила она.

Найджел кивнул.

— Фостера нет дома, — произнесла она, ее голос дрогнул. — Он был на собрании общества любителей истории семьи с Дринкуотером сегодня вечером. Энди сказал, что ему позвонили, это было как-то связано с расследованием, но Фостер ничего не объяснил. Сел в машину и уехал, не сообщил куда. Телефон отключен. Мы проверили места, где он обычно бывал. И все больницы. Пока ничего. — Хизер глубоко вздохнула. — Он будто под землю провалился.

Он испытал огромное облегчение, вырвав нож из трепещущего сердца несчастной жертвы. Он радовался, что Божий промысел свершился, еще одним пьяным глупцом, порочащим Его творение, стало меньше; и теперь он мог обратиться к следующей цели. «Будь яростным, но не греши, — сказал Господь. — Не позволяй гневу затмить твой разум».

Его праведный гнев пронизывал бренное тело. Голова стала тяжелой. Но близился час, когда солнце сядет, и он примет щедрые дары в райских кущах.

Пьяница умирал, хрипя что-то, бессвязно бормоча и цепляясь за свою жалкую жизнь. В ночи он слышал отдаленный рев поездов, прибывающих на вокзал Пэддингтон. Эти вопли да свист холодного ветра были единственными звуками, доносившимися до него. Он стоял и ждал, пока пьяница перестанет наконец сопротивляться смерти. Когда жертва оставила тщетные попытки поднять израненную грудь и затихла, он ушел. Он достал из кармана часы и проверил время. Пора приступать к исполнению последнего акта пьесы.

Он свернул с Пауис-сквер на Талбот-роуд. Двинулся налево мимо храма Всех Святых, чей шпиль величаво выступал из тумана. Один раз печально прозвенел колокол. Позади него послышались какие-то голоса, короткий свист. Но туман надежно скрывал его.

Дорога вывела к Портабелло-роуд, к ней он не испытывал ничего, кроме отвращения; здесь на извилистом пути лавчонки соседствовали с рынками и магазинами. Мимо прошагали полицейские с встревоженными лицами. Он прибавил шаг, держа руку в кармане и сжимая рукоятку ножа, прошел под железнодорожным мостом, повернул налево и направился вниз по Пэмбер-роуд.

Вокруг было тихо. Дома — темные и молчаливые — возвышались над магазинами. Все спали. Он думал об их жителях, как они спят в теплых кроватях, не зная о трусливой злобе мира, которую носят в себе от рождения. Этот мир — неподходящее место для невинных и чистых душ.

Он медленно открыл дверь. В доме еще пахло вареным мясом. Он всегда требовал тишины во время вечерней трапезы, но тем вечером смягчился и позволил Ребекке рассказать, как она провела день. Абигайл вставила несколько слов. И все же, несмотря на его попытки разговорить детей, Джемайла и Исав не стали с ним общаться. Похоже, их больше интересовал окорок, в нем они находили утешение.

Он скинул ботинки.

Мир — неподходящее место для невинных и чистых. Он поставил ногу на первую ступеньку лестницы, она заскрипела под его тяжестью. Он остановился. Все было тихо. Двинулся дальше, стараясь переносить вес тела на пятки. Поднявшись, услышал тихое дыхание его спящих детей.

Джемайла появилась у лестницы как призрак.

— Сегар? — прошептала она.

Он посмотрел на нее и почувствовал жалость, но не более. Она выносила и родила ему трех детей, но в глубине души эта женщина была безбожной. Она молилась лишь потому, что знала: он рассердится, если она не станет этого делать. Притворщица.

— Это я, — сказал он.

— Ты голоден? Хочешь поесть?

Он покачал головой и поднялся наверх. Он чувствовал исходящий от нее запах мыла. На мгновение он перенесся в другое время, в далекую страну, в которой они гуляли рука об руку в Гайд-парке. Солнце согревало им спины, ее улыбка светилась радостью, а его — гордостью.

Совсем другое время. И он был другим человеком. Тогда он еще не услышал призыва.

— Нет.

Он прошел мимо нее и шагнул в детскую комнату. Они спали в одной кровати. У двери своих малюток он прислушался. Ни звука.

Комната не была освещена, и он ждал, пока глаза привыкнут к темноте. Потом он разглядел спящую Абигайл, она лежала с левой стороны кровати, свесив руку. Ребекка лежала на спине, с подушкой под головой. Обе крепко спали.

Абигайл повернулась и что-то пробормотала. Когда придет время, он убережет их от ножа и найдет иной способ отправить в рай. Мысль, что он причинит вред своим милым близняшкам — единственным существам на планете, которые были ему не безразличны, — выбивала у него почву из-под ног и казалась омерзительной. Обе девочки были бойкими, с удовольствием читали Библию. С Исавом все обстояло иначе. Робкий мальчик постоянно прятался за мамину юбку. В последнее время боялся смотреть отцу в глаза, с ужасом думая о том, что он там может увидеть.