Крымский ковчег - Александр Прокопович

Хватило трех шагов по чернильной блестящей пленке – и вокруг Олега взметнулся черный вал, накрыл с головой и тут же спал, не оставив после себя ничего, кроме такой же, как и секунды назад, неподвижной черной глади.

Кривой работал. Что бы он ни увидел, он должен делать свое дело. То, ради чего нанят, то, за что заплачено. Движок заурчал котом-переростком, шкатулку – маленький ковчег – потащило за машиной, постепенно вытягивая из успевшего широко разлиться черного озера. Отъехав метров на сто, остановился, включил лебедку, натянул рукавицы, выданные в приюте. Приготовленный контейнер из пластика уже ждал груз. Первое движение – закрыть крышку, второе – отцепить трос, третье – опустить ковчег в контейнер.

Крышка контейнера встала на место как влитая. Все в тех же рукавицах Михаил погрузил пластик в железный термос с герметически закручивающейся крышкой. Термос наглухо встал в крепления в кузове, Михаил сел за руль, вдалеке что-то кричали хуторяне – не до них. Выжал газ, справа по борту заметил движение – тонкая высокая тень метнулась чуть не под колеса, хорошо, не успел скорость набрать – у пассажирской дверцы стоял запыхавшийся Олег… Что-то говорил – за поднятым стеклом не услыхать. Кривой тормознул, открыл дверь, дождался, пока Олег заберется, и, ни слова не говоря, газанул.

Всегда неразговорчивый Олег говорил-говорил, будто боялся замолчать, пока говорю – живу… Твердил о том, что Кривой хотел его бросить, что как же без него, ведь он все сделал… Михаил все набирал скорость, он помнил крик, видел черный вал, захлестнувший Олега, и все не мог себя заставить порадоваться, что все это ему просто причудилось.

Уже на полдороге не выдержал, спросил:

– Ты зачем в черноту сиганул, хотел героем стать?

– Я никуда не сигал! – Кажется, даже сейчас Олежка чего-то боялся. И то правда, такие не сигают, такие бросаются бежать без оглядки.

– Ну и где ты был, пока я с ковчегом возился?

– По инструкции – снимал все на видео, стоял в трех метрах позади от вас, чтобы, если что – точно уцелеть.

– Уцелеть – это правильно. А где камера?

– Останови машину! – без перехода скомандовал Олег.

– Чего?

Олежка не ответил. Одной рукой вдвинул Михаила в дверцу, другой зафиксировал руль, ногой придавил педаль тормоза. Спокойно, будто именно так машину и водят с пассажирского места.

Не пристегнись Михаил, лететь ему сейчас лбом вперед, пробивая ветровое стекло. Олег торможения даже не заметил. Впрочем, Олега в машине и близко не было. Рядом сидел кто-то очень похожий на Олега, только у этого руки и ноги не дергались, а действовали уверенно и точно. Что-то подсказывало Кривому, что, если бы для остановки «форда» надо было не нажать на тормоза, а выломать рулевую колонку, этот новый Олег легко справился бы и с такой задачей.

– Миша, – Олег держал голову Кривого двумя руками, даже не совсем по-мужски, да и голос его звучал почти интимно: – Ты выиграл в лотерею. Не отказывайся, у тебя ведь и вариантов никаких…

Всю дорогу Кривой и Олег проехали молча. Если бы они задержались, у них был бы шанс удивиться, как иногда власти умеют быстро и эффективно реагировать. B-2 появился над Мефодиево через три часа после взрыва бензовоза. В результате бомбардировки был уничтожен и город, и хутор. Уже к концу дня бойцы батальона химзащиты полностью оцепили место радиационного поражения. Системы слежения НАТО потеряли машину Кривого чуть позже. Полиция обнаружила «Форд-Эксплорер» только через неделю – неподалеку от трассы Москва-Петербург, в десяти километрах от Твери. Оказалось, что джип угнали за месяц до того, как с карты исчез город Мефодиево.

Довольно странно, что все слышали о Деде Морозе и никто не сталкивался с Дедом Жарой. А ведь интересно, какой он?

Дневники Снегурочки

Сколько Антон себя помнил, он любил дождь и, кажется, дождь любил Антона. Первое сентября и летние экзамены, первое свидание и первая ночь – что бы он ни вспоминал, точно знал одно: в любой важный день его жизни непременно шел дождь.

Будучи ребенком не самым крепким, Антон болел часто, мог простудиться и самым жарким летом, не говоря уже о зимах. Но никогда не температурил осенью и весной. Казалось, питерские дожди, вопреки всем медицинским правдам, берегли пацана от любых болезней. И не только от болезней. Не особо спортивный Стрельцов, стоило пойти дождю, и бегал быстрее, и прыгал дальше, и дрался удачливее.

Сейчас Антон спокойно лежал на травке в нескольких метрах от Смоленской улицы, уже по другую сторону моста, и не чувствовал ничего, кроме умиротворения и покоя. Способность удивляться кончилась. Если бы кто-то захотел сейчас что-то сделать с Антоном, у него появился бы огромный выбор, просто потому, что сопротивления не было бы. Ни малейшего. Разве что маленькая черная змейка возьмет и защитит. Пока что она тоже нежилась в зелени.

Если он не сошел с ума, если где-нибудь по дороге между Периметром и офисом Воронина он не принял какойнибудь галлюциноген и все случившееся правда, то, значит, за прошедшие дни он убил падшего, чуть не убил еще одного, подружился с Дворником (наверное, подружился?), оприходовал нескольких таманцев и пусть и не убил сам, но поспособствовал смерти генерала Парыпина. Кроме всего, он не умер – ни под пулями, ни погруженный на девять дней в воду, каким-то чудом не только не упал с моста, но и, судя по всему, оказался на нужном берегу.

И кажется, падшие его боятся. Настолько, что решили убить его чужими руками.

Жаль, что он – это он. Если бы на его месте был Влад, тот спокойно вышел бы на середину улицы и с удовольствием продолжал пугать падших, а всяких контрактников просто уничтожал бы по мере продвижения по маршруту.

И дело не в том, что стеклянный пистолет Влада остался у Дворника. Антон был ходоком. Не лучшим торговцем, но одним из самых удачливых ходоков – человеком, суть которого – уйти и вернуться. И он собирался сделать должное – не больше – вернуться с товаром. Поэтому пока, травка, привет, асфальт!

Стрельцов шел к Софиевской набережной, привычно выбирая путь через дворы и тихие переулки. Он был предсказуем в своей осторожности.

Уже нырнув в проходные дворы Сивцева Вражека, Антон заметил, что Москва изменилась. Еще ни разу в Москве он не видел чистого неба. Сейчас солнце безжалостно палило, будто собиралось взять реванш за сотни хмурых дней. Становилось не просто жарко – город у него на глазах нагревался, как пластилин на сковородке. Каждый шаг по асфальту оставлял все более глубокий след. Антон оценил иронию – сами падшие предпочитали брусчатку, и все улицы были вымощены ею, а дворы были оставлены для таких, как он. Теперь ему оставалось либо срочно научиться парить, либо удирать подальше от асфальтового озера, в которое вот-вот должен был превратиться двор.

Дома, образовавшие этот двор, вероятно, строились в одно время и по одному проекту. Их создатель, видимо, любил смотреть на город с высоты птичьего полета. Внизу, на бренной земле, все выглядело заурядно и привычно, зато летчиков, которые решили бы осмотреть местные кварталы на бреющем, должна была бы порадовать почти идеальная геометрия. Полному совершенству мешали промежутки между домами.