Подари мне все рассветы - Мэри Бэлоу

Она втянула в себя его язык, прижалась к Роберту, потерлась о него всей грудью и вытащила из-за пояса сорочку, чтобы можно было запустить под нее руки, прикоснуться к коже на его спине. Он перекатил ее на спину, и теперь уже обе ее руки встретились на его спине.

Он ослабил ремень на ее талии и одним движением задрал платье выше груди. Прочие предметы туалета были спущены с ног и полетели в сторону вслед за ремнем. Ее тело на мгновение почувствовало холодный ночной воздух, потом он накрыл ее собой, словно одеялом.

Его руки оказались между их телами, они стиснули ее груди, а большие пальцы принялись потирать соски, которые сразу же затвердели и напряглись.

Он прижался губами к грудям под задранным до горла платьем, язык занял место большого пальца, дразня сосок. Тем временем его колени, оказавшиеся между ее ногами, широко их раздвинули. И он склонился над ней. Ткань его брюк грубо терла кожу внутренней поверхности бедер. Губы, ласкавшие грудь, доводили ее до безумия. Но ее руки как бы сами по себе переместились со спины на грудь, а пальцы отыскали его соски. Оба они тяжело дышали. Крепко ухватив ее за волосы, он снова прижался губами к ее рту. Когда он снова опустился на нее всей своей тяжестью, она почувствовала сквозь ткань его брюк образовавшееся там огромное твердое утолщение. Сама себя удивив, она не то застонала, не то заскулила от страха и желания.

Отпустив ее волосы, он подложил руки под ягодицы и приподнял ее. Она обхватила его коленями. Ужас и желание в равной степени переполняли ее, но руки сами по себе расстегивали пуговицы его мундира. Страху она не поддастся. Но он ею овладеет. Теперь его не остановишь. Только нельзя допустить, чтобы она сдалась так просто. Этим ему никогда не похвастаться. Она отдастся сама и тогда станет такой же победительницей, как он.

Но он вдруг замер и, скатившись с нее, оказался на спине, прикрывая глаза рукой. Он тяжело дышал.

— Нет! — сказал он. — Нет, я не возьму тебя силой, Жуана, не доставлю тебе такого удовольствия. Тебе доставляет радость, что перед тобой не устоял даже мужчина, который тебя презирает?

Она какое-то время лежала ошеломленная, потрясенная, униженная, голая, потом перевернулась на бок и прошипела, глядя на него:

— Ублюдок! Евнух!

— Распалившаяся сучка! — бросил он в ответ, не убирая руки. — Ты же меня хочешь? Но так просто тебе меня не получить.

Тяжело дыша, она уставилась на него горящими глазами, пытаясь вникнуть в смысл того, что он ей сказал.

— Вот как? — произнесла она, вставая на колени и наклоняясь над ним. — Значит, ты думаешь, что я свое не получу, Роберт? Думаешь, что я слишком робка, слишком уж леди? Ты думаешь, что можешь вот так поиграть со мной и бросить, заставив испытывать обиду и унижение и… и…

— Неудовлетворенность? — подсказал он.

— Негодяй! Я тебя ненавижу!

— Значит, у нас взаимное чувство, — усмехнулся он.

Руки ее расстегнули последнюю пуговицу на мундире и широко его распахнули. Потом она расстегнула его сорочку и тоже распахнула ее. Наклонившись, она провела губами по его груди, втянув сосок в рот.

Он лежал без движения на спине, раскинув руки в стороны, на каменном полу пещеры. Она слышала, как бухает его сердце. И ненавидела его с такой страстью, что удары ее сердца отдавались в ушах. Тем временем ее руки спустились к поясу его брюк, размотали красную перевязь, символизирующую его офицерский чин, и принялись расстегивать пуговицы.

Он не двигался, пока она не спустила с него брюки, только приподнял бедра, чтобы помочь. Стаскивать с него сапоги она не решилась. С большим удовлетворением она увидела, что он все еще ее хочет, и, судорожно глотнув воздух, легонько провела по нему рукой.

Его глаза успели привыкнуть к темноте. Она видела, что он за ней наблюдает, но оседлала его тело, положив руки на его плечи под расстегнутой сорочкой.

— Не ожидал, что я осмелюсь? — прошептала она, наклонившись к нему так, что волосы прикрывали ее лицо как занавеской. — Я осмелюсь сделать все, что угодно, Роберт. Даже это. У тебя не хватает смелости изнасиловать меня? Ладно. В таком случае я изнасилую тебя сама.

Она поцеловала его в губы и одновременно опустилась на него.

Большего она не могла сделать. Она была ошеломлена. Он находился глубоко внутри, она ждала боли, но боли не было.

Когда она немного оправилась от потрясения, его рука держала в ладони ее затылок, а другая лежала на талии. Его теплые мягкие губы прижимались к ее губам, а язык, раскрыв их, проник глубоко внутрь.

Сама себе удивляясь, она совсем не испугалась. Только не знала, что делать дальше.

Ей казалось, что она видит в темноте его усмешку. Он взял ее за бедра, приподнял и начал быстрыми, глубокими рывками входить в нее. Она откинула назад голову, ощущая, как напрягся каждый мускул ее тела. Потом она вся растворилась в ощущениях, наклонила голову вперед, так что подбородок касался груди, и только громко охала в такт его рывкам. Некоторое время спустя она почувствовала, что начинает дрожать, а от точки самого глубокого его проникновения по всему телу расходятся мощные горячие волны.

Потом последовал как бы провал во времени — она не смогла бы сказать, секунды ли прошли или минуты. Когда к ней вернулась способность мыслить, оказалось, что она лежит на нем, вытянувшись во весь рост и прижимаясь щекой к его груди. Сверху ее прикрывали обе его руки и одно из их одеял. Их тела были все еще соединены.

— Тебе, наверное, тяжело меня держать, — пробормотала она совершенно сонным голосом.

— Не говори чепухи, Жуана. Спи. А охранять пленницу очень неплохо и таким способом.

— Стражникам не разрешается вступать в половые отношения с заключенными, — заявила она, поудобнее устраиваясь у него на груди. Прямо под ухом равномерно билось его сердце.

— Заключенным не разрешается то же самое со стражниками, — парировал он.

— Но заключенные пойдут на все, чтобы вырваться на свободу.

— Ты не вырвешься. — Он погладил ее по затылку. — Ничего не изменилось. Совсем ничего, тем более что мы всегда признавали, что испытываем физическое влечение друг к другу. И мы всего-навсего удовлетворили свои потребности, кажется, к взаимному согласию. Тот, кто называет тебя леди, Жуана, очевидно, никогда не спал с тобой. Хотя мне казалось, что таких мужчин не осталось.

— Иди к дьяволу!

— Спи.

Особым чутьем, которое выработалось у него за последние десять лет, он знал, что близится рассвет. Скоро нужно подниматься и снова пускаться в путь. Если полковнику и его людям придет в голову преследовать их верхом — даже если вчера они заметили его и Жуану, — им придется сделать большой крюк. А потом отыскивать их следы. И тем не менее…

Он лежал, уставясь в ночное небо, и, подложив одну руку под голову, рассеянно перебирал другой рукой прядь волос Жуаны. Должно быть, он крепко проспал несколько часов. Она тоже. Она даже не пошевелилась после того, как отправила его к дьяволу. Сейчас она все еще спала.