Леди Искусительница - Эйлин Драйер

На третью ночь она не могла отвлечься от мысли, что им обоим легче было бы объединить усилия. Тогда Гарри смог бы немного поспать. Когда она была с ним, ему удалось отдохнуть. Может быть, она снова поможет ему.

Проснувшись в третий раз — задыхавшаяся, с сильно колотившимся сердцем, — она решила, что пришло ее время помочь Гарри. Сердце скакало в ее груди, тени тянулись к ней, грозя ухватить ее за ноги, когда она открывала дверь, соединявшую их комнаты, и входила внутрь. Оказавшись в гардеробной, она замерла. Гарри притащил в маленькую комнату кресло и сидел в нем в домашних брюках и рубашке: его волосы были взъерошены, усы придавали больше суровости его подбородку, рядом стояла свеча.

На коленях у него лежал открытый альбом с набросками. Кейт стало интересно, что он рисовал. И тут она заметила, как он смотрит на альбом. В его взгляде сквозило страстное желание. Страдание. Она поняла, что Гарри рассматривал набросок будущей жизни, которую планировал для себя с самого детства. А она, возможно, уже лишила его этого будущего.

Кейт уже была готова незаметно удалиться, когда он поднял голову, и она почувствовала себя еще хуже. Потому что на миг в его глазах осталось выражение такого отчаяния, что оно бритвой полоснуло ее по сердцу.

— Извините, — сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти.

Гарри вскочил, уронив альбом на пол.

— Нет. Не уходите.

От его руки исходило тепло; словно бы искры летели от его ладоней и пальцев. Но она уже увидела слишком многое. Гарри Лидж никогда не станет счастлив, выращивая цветы в Глостершире. Его сердце всегда будет стремиться в дальние страны.

— Что с вами, Кейт? — спросил он.

Она чуть было не покачала головой.

— Я застала вас врасплох, — призналась она. Глубоко вздохнув, она повернулась к нему и увидела, что в его глазах больше нет страдания. — Что вы здесь делаете?

Гарри неуверенно улыбнулся.

— Пытался набраться храбрости постучать в вашу дверь.

Кейт замерла.

— Почему?

Он махнул рукой в направлении ее спальни.

— Я был здесь, слышал ваши стоны, понял — вам снятся кошмары, и не мог выносить это.

Она не сразу смогла ответить, в горле встал комок. Было видно, что он действительно беспокоился.

— Я тоже слышала вас, — призналась Кейт, подавленная тем, что ее голос дрожал, пристыженная, что не собирается оставить его в покое даже после того, что прочитала в его глазах. — Глупо мучиться поодиночке.

Когда он взглянул на нее, она увидела, что призраки, населявшие его сны, не менее страшны, чем ее призраки.

— Как насчет того, чтобы добавить света?

Они улеглись рядом, не касаясь друг друга. Гарри этого было явно недостаточно, потому что через нескольких минут он придвинулся, прижал ее к своей груди и обнял. Ее первым побуждением было вырваться. Он удерживал ее. Кейт испугалась, что не сможет дышать, прижатая так тесно.

— Ш-ш-ш, — шептал Гарри ей на ушко, осторожно поглаживая ее руку. — Теперь моя очередь позаботиться о вас.

Кейт попыталась оттолкнуть его, уверенная, что ей ненавистны такие вещи.

— Не надо, не надо. Вы мне не нравитесь.

— Разумеется, нравлюсь. Но если и нет, не имеет значения. Я не уйду.

Кейт знала, что скорее всего делает ему больно, но не могла расслабиться. Она не хочет. Она не желает привыкать к таким вещам. Пусть ей тепло, уютно и приятно прижиматься щекой к его груди и всю ночь слушать биение его сердца. Но ведь ей должно быть ненавистно все это.

Паники не было. Ей приснились по крайней мере два кошмара. Но каждый раз, когда она просыпалась, ее не поглощали темнота и холод, ласковая рука успокаивала ее, тихий голос шептал, что она может спать, что она в безопасности.

Удивительно, но Кейт засыпала. Она заснула даже после того, как кошмар настиг Гарри и он чуть было не вышвырнул ее из кровати, пытаясь пробиться к своим людям.

— У вас получилось, — проникновенно шептала она, поглаживая его грудь. — Они спасены.

Наутро никто из них и слова не сказал об этом, они разошлись по своим комнатам, чтобы одеться. Но Кейт знала, что ночью по невысказанной договоренности она вернется.

Кейт вернулась, все еще считая, что поступает глупо, по- детски, раз ей понадобилась сильная рука. Но кровать Гарри оказалась пуста. Она не знала, как быть. Без него оставаться в его комнате не имело смысла. Но после вчерашней ночи очень не хотелось оставаться наедине со своими кошмарами. Не то чтобы ей требовалась помощь Гарри. Но куда легче, когда кто-то был рядом.

Кейт колебалась, стоя в дверях, и тут заметила лежащий на ночном столике альбом с его зарисовками. У нее не было права. Даже когда они были совсем юными, Гарри прятал свои работы. Но ей было необходимо увидеть, с чем она соперничала. Бросив вороватый взгляд в сторону двери, ведущей в холл, она села на кровать и открыла альбом.

Кейт улыбнулась. Здесь был Гарри, которого она помнила, — зарисовывавший старые церкви и кафедральные соборы, укрепленные замки и ветхий фермерский дом с соломенной крышей, улицу в Брюсселе со странными ступенчатыми крышами. Причем все рисунки методично снабжались пометками с указанием стиля, функций и соответствия традициям. Был здесь и набросок замка Угумон[11], еще до сражения, собрание строений из красного кирпича, окруженное высокими белыми стенами.

Дальше последовали более экзотические места. Богато украшенные храмы и просто дома, разбросанные, словно букеты, среди буйства листвы. Грязные хижины и челноки грубой работы. Пыльные улицы, заполненные темнокожими людьми в белом, что-то доказывающими друг другу с помощью жестов, и благородно обветшавший канал в Венеции. Все это передавалось точно и сильно; простыми линиями выражались мощь, великолепие, восторг.

А потом Кейт наткнулась на страницу, которую лучше ей было бы не видеть. Рисунок был сделан торопливо, грубо, по памяти. Кейт приходилось видеть последствия битвы, но только после ее окончания, когда на поле хозяйничала смерть. Гарри нарисовал разгар сражения: лошади, вставшие на дыбы, дым, изломанные фигуры людей с разинутыми в агонии ртами, широко открытыми глазами в последний миг перед смертью. Ей казалось, будто она слышит звуки царившего хаоса: грохот пушек, крики, вопли, стоны. Лязг металла. Она ощущала запах дыма, затоптанной травы, особый запах смерти.

Она перевернула этот лист, потом еще и еще — дальше шли такие же сцены. Картины кровавой бойни, страданий, разрушения следовали одна за другой, как если бы Гарри хотел как можно быстрее убрать из своей памяти ужасы, которым он был свидетель.

Кейт вдруг ясно, словно в слепящем свете молнии, увидела улицы Брюсселя в те дни после Ватерлоо: тысячи раненых и мертвых, заполнивших улицы, скверы и полевые госпитали, в которых отпиленные конечности бросали, как поленья, и они лежали жуткими кучами. Кейт задрожала, вспомнив мальчиков, умолявших о помощи, о поддержке, об облегчении, которых она не могла дать.