Суженый - Екатерина Кариди

Стоило ступить за ограждение, за ней тут же закрылась дверь.

Дверь закрылась. Но ведь только что не было никакой двери! Снежана в этом была совершенно точно уверена.

Смех за спиной. Такой… снисходительный. У нее от этого смеха мурашки ужаса побежали по спине.

— Стало комфортнее? — низкий бархатный голос.

Снежана мгновенно обернулась на голос. Там теперь действительно была сетчатая дверь, она возникла словно ниоткуда, полностью отсекая ту часть помещения, где Снежана находилась.

Мужчина стоял по ту сторону ограждения, смотрел на нее и улыбался. Его веселила ее растерянность. Но еще больше его развеселило, когда Снежана бросилась к двери и стала пытаться открыть. Стоило схватиться за сетку, как ее основательно тряхнуло и обожгло руки, а по сетке ограждения побежали черные искорки.

Он смеялся. А у нее от досады стиснулось горло.

— Что смешного? — спросила Снежана, понимая, что он снова ее обманул.

Но Джейдок словно не слышал, прошелся вдоль, проводя пальцами по сетке, а следом за его рукой бежал черный огонь.

— Тебе нужно научиться покорности, строптивая женщина. — проговорил он наконец.

— А вместе с покорностью придет и любовь.

Что?! Она могла подумать, что это древнее чудовище «не такой урод»?! Его даже нельзя мерить обычными человеческими мерками, потому что в нем человеческого только оболочка.

— Вы понятия не имеете, что такое любовь.

— Я? Я знаю о ней все. А скоро и ты узнаешь, — мужчина засмеялся и смерил ее многообещающим взглядом с ног до головы. — Тебе понравится.

Бросил напоследок:

— Захочешь в туалет, скажи.

И ушел.

В первый момент Снежана просто не могла дышать. Опустилась на пол, сжавшись в комок у стены и замерла, понимая, что ее сейчас захлестывает отчаяние и злось.

Но надо успокоиться и привести в порядок мысли.

Как он сказал?

Покорность? Сделал ход конем и думает, что обыграл всех… Он сильно неправ в одном, любовь и покорность вещи диаметрально противоположные.

Потом постепенно сознание очистилось.

Они все повернуты на этом пророчестве, и совершенно не понимают его смысла.

Навыдумывали себе, что тот, кого она полюбит, сможет победить всех и получит власть. Кому что может дать ее любовь? Да и какая любовь, сплошной ящик пива.

Но они одержимы этой идеей, верят в нее. Черт побери, целый мир верит в нее!

И ей нельзя сдаться. Потому что…

На груди вдруг нагрелся и стал жечь амулет. Тот самый, который ей когда-то дал белый Змей Шаум Снежана удивленно на него уставилась и инстинктивно схватилась рукой. Стоило коснуться, как она услышала его далекий голос:

— Держись, снежная женщина. Подмога будет.

Голос затих, а она все еще сидела, крепко сжав в руке маленькую горячую пластинку, похожую на армейский жетон. И задыхалась от избытка чувств.

Вспомнилось, как между ней и опасностью в этом мире всегда вставал Раад. И другие.

И сны, ее сны! Они ведь сбываются… В этих снах всегда был он. Слезы хлынули, закрыла рот рукой. Она не одна.

Да. Она продержится. Она выдержит все.

* * *

Звук отвлек ее.

Кап-кап. Кап-кап.

Здесь, в этой загородке, похожей на клетку, была маленькая выемка в выступе стены, в нее стекала вода по капле. Может она стать зеркалом?! Снежана вскочила и бросилась к чаше с водой.

* * *

Той ночью, когда пропала женщина, у всех был шок. Они так охраняли ее, так оберегали от всего, и в первую очередь от правды. Больше всего боялись, что она может оказаться в лапах врага. Чего боялись, то и случилось.

Такое огромное чувство потери, с ним невозможно смириться. Невозможно поверить, что шанс, который был у них, украли. И понимание, что надеяться больше не на что, только на себя. Что за их спинами дом, женщины, дети.

Отступать некуда, только драться.

Первое, что сделал Раад, это оставил Аэда вместо себя. Брат мудр и достаточно силен, чтобы суметь скоординировать всех и повелевать. А сам Раад теперь был просто силой, способной противостоять Джейдоку И ему нужна была полная свобода действий.

— Куда ты пойдешь? — хмурился Аэд, он так всегда мечтал победить брата, занять его место. А вот же… Сейчас занял, и ему было муторно от этого.

— К Шауму. Жрец звал, сказал, у него есть кое-что важное для меня, — ответил Раад.

Как и что будет делать, он пока не знал. Он просто должен был, потому что иначе не сможет жить. У него в груди как будто пульсировала живая нить, и по ней он чувствовал все. Ее боль, неуверенность, страх. И эту нить оборвать нельзя.

Раад хотел уйти один, только он и Ардо.

— Куда? — перегородили ему дорогу сразу несколько Проводников.

Не все кланы. Но здесь были самые сильные. Оба драконьих принца, Алан и Хейнан Лиг Трен, Бранвен Ленд, Ургенн Кар и Сотхан. Ургенн Кар и Сотхан еще держали носилки, на которых, порываясь встать, лежал раненый Гайдиар. И здесь, рядом с Ардо, был пепельный Нерр.

— Мы пойдем с тобой, повелитель!

— Я больше не повелитель, — сказал он, качнув головой.

— Плевать, — усмехнулся ночной охотник Бранвен Ленд. — Ты поведешь, потому что ты главный.

Несколько мгновений Раад хмурясь смотрел, как медведь и барс держат носилки с волком, и думал, что наверное черное зло должно было нагрянуть, чтобы все они перестали враждовать и грызться.

— Ты, — обратился он к лежащему на носилках волку. — Сторожевой замок должен выстоять, что бы ни случилось, понимаешь? Ты останешься и защитишь проход из долины. Потому что некому кроме тебя.

Горный волк дернулся было, выражая свое несогласие, но потом кивнул. Гайдиар сейчас не мог драться сам, но он действительно был единственным, кто знал, как удержать сторожевой замок.

— Подожди. Вот возьми.

Он полез за пазуху и вытащил несколько артефактов перехода. В другое время Раад стал бы допытываться, откуда они у волка, сейчас он просто благодарно принял помощь.

— Дракона возьмет? — спросил он, рассматривая кристаллы, мерцающие тонкими светящимися нитями внутри.

— В один конец всех возьмет.

Дракона порталом? Нерр возмущенно фыркнул. Но это было хорошо. Это позволяло сэкономить время и силы.

— Увидишь ее, — с усилием проговорил волк. — Передай, что…

— Сам передашь. Она еще вернется и вылечит тебя.

Раад мог поклясться, что видел, как глаза волка блеснули от странного чувства. И отвернулся, потому что в груди у него самого горел тот же огонь. А потом заорал, мгновенно становясь самим собой: