Почетная гвардия - Дэн Абнетт

Храм превратился в руины. Золотая чешуя черепицы слетела со взорванного купола, снаряды подожгли и центральный неф. Гирлянды обуглились и чадили на ветру.

Наконец-то они приблизились к топливным складам с востока. Капитан Сирус, чей «Гнев» уже починили, слушал вокс-канал, принимая донесения и сообщения с южного фронта. Самое невероятное заключалось в том, что гвардейцы встретились с «Гибельным клинком». Если это действительно так, Сирус хотел получить этот приз. Такое Уолл не сможет переплюнуть.

«Гнев Пардуса» встретился с «Гибельным клинком» на открытом пространстве поля перед складами. «Клинок» засек его при помощи ауспика и ускорился.

Сирус смог проделать в нем два проникающих отверстия. Снаряды с аугуром. По правде говоря, немногие пардусские командиры возили с собой такие снаряды, потому что мало кто рассчитывал встретить что-то настолько чудовищное. Но Сирус был не только военным, но и философом. И с радостью жертвовал кусочком дефицитного пространства ради снарядов с аугуром, просто на всякий случай.

Его план заключался в том, чтобы сначала пробить этими снарядами дыры в броне, а затем взорвать врага изнутри при помощи обычных танковых снарядов.

Раненный «Гибельный клинок» навел орудие, прицелился в «Гнев Пардуса» и уничтожил его одним-единственным залпом из главного орудия.

Сирус победно смеялся, превращаясь в пепел. Мгновение. Целое мгновение он наслаждался триумфом, о котором мечтали все танкисты. Он ранил чудовище. Теперь можно было и умереть. «Гнев Пардуса» взорвался, осколки разлетелись в огненном фонтане.

«Древний Стронций» выплыл из-за полуразрушенного здания на юге складов. Уолл никогда не возил с собой адских снарядов, как Сирус. Но он чертовски хорошо умел воспользоваться удобным случаем. Игнорируя ауспик и пользуясь лишь перископом, он прицелился и выстрелил в одну из пробоин, проделанных Сирусом в броне оскверненного «Клинка». Последовала короткая пауза.

А затем сверхтяжелый танк взорвался и распался на куски, испустив чудовищную волну жара, грохота и света.

Гаунт и Сорик при помощи Харка и командиров отрядов смогли усмирить обуявшую Призраков панику и вернуть их на позиции. Сорик сам вел людей назад во двор к складам, мимо полыхавших останков «Гибельного клинка».

К тому времени танки Роуна, наступавшие вслед за доблестным «Гневом Пардуса», зачищали последних инфарди. Это был скорее отстрел, чем битва, и Роун знал, что у него достаточно времени.

Он доложил по воксу о захвате складов еще до одиннадцати.

Выжившие фанатики бежали на север, в дождевые леса за Бхавнагером. Теперь город был в руках имперских сил.

Пока медики бродили по городу в ночи, разыскивая раненых, Гаунт нашел аятани Цвейла, склонившегося над останками сержанта Баффелса. Сержант Варл стоял поблизости.

— Простите, командир. Он настоял. Он хотел быть здесь, — сказал Варл Гаунту.

Комиссар-полковник кивнул.

— Благодарю, что присмотрел за ним, Варл, — промолвил он и прошел к Цвейлу.

— Этот человек стал особенной потерей, — сказал Цвейл, вставая и поворачиваясь к Гаунту. — Его присутствие здесь имело решающее значение.

— Вам кто-нибудь это сказал, отец, или вы просто это почувствовали?

— Недавно… Я ошибаюсь?

— Нет, не совсем. Баффелс вел наступление на склады. Он выполнил свой долг и сделал даже больше, чем я мог бы просить.

Цвейл закрыл затуманенные глаза Баффелса.

— Это я и почувствовал. Что ж, теперь все кончено. Спи спокойно, пилигрим. Твой путь завершен.

И пусть слезы мои будут обильны, как дожди в лесах Хагии… И уронив хоть одну слезу за каждую душу, павшую за Трон, не смогу я оплакать их все.

Евангелие святой Саббат, псалмы II и VII.

Ночное небо в ста пятидесяти километрах от них было освещено не только звездами. Вспышки, внезапные залпы, плевки света сопровождались далекими раскатами грома.

Так как длилось все это уже больше часа, все согласились, что гремит отнюдь не гроза.

— Полномасштабные действия, — пробормотал Корбек.

— Фес, это точно сражение, — поддержал Брагг.

Они стояли в темноте на берегу священной реки, вокруг летали насекомые, Грир и Даур трудились над двигателем.

— Что бы я только ни отдал… — начал Дерин и затем замолчал.

— Знаю, что ты имеешь в виду, сынок, — промолвил Корбек.

— Бхавнагер, — вставил Майло, присоединяясь к ним с инфопланшетом в руках.

— Что?

— Бхавнагер. Фермерский городок у подножья холмов. — Майло показал Корбеку точку на карте. — Это должна была быть наша вторая ночная остановка, — пояснил он. — Там находятся топливные склады.

Особенно яростная вспышка подсветила ночные облака.

— Фес! — вырвалось у Брагга.

— Плохие вести для какого-нибудь бедняги, — сказал Дерин.

— Давайте надеяться, что этот бедняга не с нашей стороны, — сказал Корбек.

Дорден спустился к реке и остановился на берегу, бесцельно кидая камешки в чернильно-черную воду.

Кто-то подошел к нему сзади в темноте. Это была эшоли, Саниан.

— Вы не воин, я знаю, — сказала она.

— Что?

— Я работала с леди Курт. И видела вас. Вы врач.

— Да, это я, девочка, — улыбнулся Дорден.

— Вы старый.

— О, спасибо, что напомнила! — произнес док с сарказмом.

— Нет, вы не поняли! На Хагии это причина для уважения.

— Правда?

— Да. Возраст подразумевает мудрость. Если вы не тратили жизнь понапрасну, то накопили знание.

— Я уверен, что не прожигал жизнь, Саниан.

— Не могу сказать того же про себя.

Док внимательно посмотрел на девушку. Она была тенью, силуэтом, уставившимся на реку.

— Что?

— Что я такое? Ученица? Студентка? Всю жизнь я изучаю книги и евангелия… и теперь мой мир погибает в войне. Святая не защищает нас. Я вижу таких людей, как Корбек, Даур и даже таких молодых, как Брин. Они порой ругают себя за то, что все, в чем они понимают — это искусство войны. Война — вот что имеет значение. Здесь. Сейчас, на Хагии. И больше нет ничего.

— Есть другие ценности в жизни, кроме…

— Нет, доктор. Империум велик, его чудеса бесчисленны, но что остается, кроме войны? Его люди? Его знания? Культура? Язык? Ничего. Война охватывает все. Всегда есть только война.

Дорден вздохнул. Она была права. В некоторой степени.