Казанова - Елена Морозова

А Казанова окончательно рассорился с Кортичелли после того, как застал ее в гостиничном номере в постели с молоденьким каноником. Увидев грозного Казанову, каноник перепугался и тотчас пообещал никогда больше не останавливаться в одной гостинице ни с ним, ни с девицей. Страшно вращая глазами и изрыгая жуткие угрозы в адрес негодяя, покусившегося на честь небесного создания, Казанова с трудом сдерживал смех. Когда же каноник, подхватив одежду, словно ошпаренный, выскочил из комнаты, Соблазнитель устроил сцену любовнице, заявив, что между ними все кончено, а когда та стала требовать у него подарки, переданные для нее маркизой, ответил, что она их не заслужила. Словом, расставание с Кортичелли получилось отнюдь не мирным и не благостным.

Новая неудача не обескуражила мадам д’Юрфе, отличавшуюся не только легковерием, но и долготерпением. Маг и чародей также еще не исчерпал своей изобретательности. Ему даже удалось найти новую сообщницу, некую Мими, но та оказалась плохой актрисой, и Казанова, видя, что процедуру вновь приходится отложить, сумел убедить маркизу спросить гения Луны Селениса, где и когда должна будет состояться церемония перерождения.

Водевиль под названием «переписка с Селенисом» был поставлен и разыгран поистине блистательно; режиссер Казанова превосходно справился с ролью посредника. Декорации, созданные им для процедуры отправки письма на Луну и получения ответа от гения ночного светила, свидетельствовали, что он не зря читал каббалистические книги и слушал разговоры Брагадина и его друзей-оккультистов. В зале, окна которого были распахнуты настежь, дабы лунный свет свободно проникал в дом, был установлен огромный чан с теплой ароматизированной водой. Вплотную к чану была придвинута мраморная чаша, где, источая горьковатый запах, тлели ветки можжевельника. Когда ближе к полуночи маркиза наконец завершила писать письмо на Луну, Казанова взял ее за руку и торжественно повел в приготовленное для отправки послания помещение. Там царил полумрак, свечей не зажигали, и только лунный свет да синеватые огоньки, время от времени пробегавшие по можжевеловым веткам, освещали черную блестящую гладь воды, от которой исходил сладковатый дурманящий запах, «услаждавший», по словам Казановы, «обоняние лунного гения». С трудом сдерживая смех, чародей повелел маркизе раздеться, затем обнажился сам, подвел почтенную даму, сжимавшую в руке письмо, к чаше с тлеющим можжевельником и проникновенным голосом принялся читать заклинания, украдкой поглядывая в ее сторону и желая уловить момент, когда экзальтация ее достигнет своего предела. Затягивать процедуру было не в его интересах: вдохновенно произносить выдумываемые на ходу слова — это труд не из легких. Наконец, заметив, что маркиза готова поверить во что угодно, он взял у нее письмо и бросил в чашу. Бумага вспыхнула ярким пламенем, и ошалевшей от дыма и ароматов пожилой женщине показалось, что по дорожке льющегося в окна лунного света действительно побежали ввысь слова…

Письмо было отправлено, теперь следовало получить ответ. Пряча в левой руке послание Селениса, написанное серебряными буквами на вощеной бумаге, Казанова вместе с д’Юрфе погрузился в чан и снова принялся читать заклинания, радуясь про себя, что вода не успела полностью остыть. Маркиза же, похоже, окончательно утратила способность мыслить, так что водные процедуры можно было не затягивать. Через десять минут на поверхности воды плавал ответ лунного гения, упавший в чан прямо с бледного луча ночного светила. После того как дрожащей рукой мадам д’Юрфе схватила послание, Соблазнитель помог ей выбраться из воды, обсушиться и одеться. Затем он вручил ей белую шелковую подушечку с лежащим на ней посланием, и они вместе прошествовали в ее апартаменты читать ответ Селениса. Решение гения Луны гласило: перерождение отложить на год, процедуру перенести в Марсель, куда маркиза и Казанова должны прибыть в мае следующего года. За время, оставшееся до церемонии, маркизе следует готовить дары для благих гениев, слушаться указаний Посвященного (то есть Казановы) и вести уединенный образ жизни. Сколь велико ни было его влияние, Соблазнитель опасался, как бы кто-нибудь из претендующих на наследство родственников мадам д’Юрфе не сумел раскрыть ей глаза на истинную подоплеку его поступков: ведь уверившись в магическом даре Казановы, она безропотно оплачивала его карточные проигрыши и выписанные им подложные векселя. Конечно, игра в общение с духами и прочими потусторонними силами изрядно занимала Соблазнителя, иначе он не отдавался бы ей с такой страстью и изобретательностью, однако вряд ли он стал бы играть в нее без всякой корысти. К примеру, драгоценности, врученные маркизой для Кортичелли, стоили более шестидесяти тысяч франков, и когда Соблазнителю случилось наделать долгов, он удачно заложил их, но, кажется, потом так и не выкупил. Тем не менее угрызения совести его не мучили, ведь, по его словам, когда Кортичелли расставалась с ним, она была значительно богаче, чем до их встречи.

Так и не доведенное до конца предприятие было перенесено на ближайшую весну в Марсель. А на следующий день главные участники спектакля под названием «перерождение» разъехались в разные стороны: маркиза — в Лион, а Казанова — в Женеву.

В Женеве Соблазнитель, как всегда, остановился в гостинице «Весы». Первым, кого он встретил в городе, был его приятель-синдик. Он сообщил, что господин де Вольтер продал Делис герцогу де Виллару и переехал в Ферне. Соблазнитель тотчас заметил, что отнюдь не собирается посещать господина де Вольтера, напротив, намеревается отдохнуть.

На следующий день ветреное сердце Соблазнителя было отдано двум юным особам — Гедвиге и Елене. Гедвига была племянницей знакомого пастора Казановы, и в прошлый приезд он имел возможность познакомиться с ней и с ее дядей, но поглощенный противостоянием с господином де Вольтером и увлеченный обитательницами одинокого домика, не сумел по достоинству оценить ее прелести. Гедвига слыла девушкой бойкой, начитанной и обожала теологические споры, в которых, по обыкновению, побеждала. Скромная и застенчивая Елена была ее родственницей. Несмотря на неброскую красоту, синдик с первого взгляда влюбился в Елену, но стыдливая красавица не отвечала на его ухаживания.

Прослышав о приезде Казановы, дядя Гедвиги пригласил венецианца на обед, где, помимо его племянницы и Елены, собралось еще несколько человек. Как всегда в таких случаях, пастор не упустил возможности похвалиться способностями Гедвиги находить ответы на любые философские, главным образом теологические, вопросы. Тогда один из присутствующих спросил у девушки:

— Признаете ли вы, что Иисус Христос в высшей степени обладал всеми человеческими качествами?

— Разумеется, всеми, кроме слабостей.

— Относите ли вы к слабостям стремление к продолжению рода?

— Нет.

— Тогда скажите мне, какую природу имело бы потомство, рожденное самарянкой, коли Иисус пожелал бы сотворить ей ребенка?

Гедвига покраснела, собравшиеся за столом переглянулись, а один из гостей заметил, что подобного рода вопрос следовало бы задать господину де Вольтеру. Но наблюдавший за девушкой Соблазнитель заметил, что смутившаяся было красавица быстро взяла себя в руки, собралась с мыслями и приготовилась отвечать. Все умолкли.