Красный падаван - Виктор Дубчек

— Мне трудно представить себе, какая может быть «личная свобода» у безработного, который ходит голодным и не находит применения своего труда. Настоящая свобода имеется только там, где уничтожена эксплуатация, где нет угнетения одних людей другими, где нет безработицы и нищенства, где человек не дрожит за то, что завтра может потерять работу, жилище, хлеб. Только в таком обществе возможна настоящая, а не бумажная, личная и всякая другая свобода.

Он так же аккуратно убрал книжицу в карман.

— Товарища Сталина слова. Будешь спорить?

— Ещё чего, — возмутился Половинкин, — против товарища Сталина пойти — это совсем уже каким-то идиотом надо быть.

— Поменьше догматизма, — сказал Мясников, — но суть уловил. Так что инопланетники твои, считай, кто? Правильно: рабы. Где человека по деньгам меряют, там человек всегда раб.

— Ну не знаю, — сказал Коля, — у них вот, я так понял, ещё сила очень ценится.

Мясников фыркнул.

— «Сила». И Окто нас ещё дикарями называет.

— Не со зла же. Просто политически неграмотный.

— Это верно, — согласился майор, — с грамотностью у них явный неурожай. А вот, кстати, Старкиллер твой — вовсе дурак.

Сложно было не согласиться: выпереться с хоть и огненным, но всего лишь мечом под немецкие пулемёты — это, прямо скажем, надо додуматься. Хорошо хоть, остальные бойцы были наготове…

— Так уж вышло, товарищ майор, — сказал Половинкин, — он просто очень гордый. Оклемается. У них вообще как в сказке: если сразу не убили — обязательно оклемается. Даже если убили — то не обязательно насовсем.

— Ну-ну, — скептически покачал головой Мясников, — а ты шашни свои всё-таки сворачивай, парень.

Коля покраснел как маков цвет.

— К-какие шашни, товарищ майор?! Никаких шашень, то есть шашней.

— А ты думал — с чего дружок-то твой под пули бросается? Сохнет он по лётчице.

— Да он не потому сохнет… он вообще, может быть, не сохнет. Он вообще с Юно не шибко контачит… никогда ничего такого не говорил даже.

— Ах ты!.. — чертыхнулся Мясников. — Палец прищемил из-за тебя. Не спорь: мне, для разнообразия, виднее. Я старый, мне вообще это всё виднее. А что молчит — он просто сам ещё не понял. Так бывает у вас, сопляков. Ну и гордый, ты ж сам сказал.

Коля молчал. Мясников молчал тоже. Гильзы чокались. У ручья майор Куравлёв распекал красноармейцев Федотова и Бибикова, вкопавших самодельный умывальник вверх ногами.

— Ладно, — сказало наконец командование, — оклемается. Как там грузин?

— Сегодня уже ничего, товарищ майор, — рассеянно ответил Половинкин, — сегодня хотя бы глаза видны.

Чернявый старший лейтенант, оказавшийся единственным пленным в разгромленной накануне колонне, действительно оживал быстро. Коля выволок парня из горящего грузовика секунд за десять до взрыва и, прямо скажем, успел подосадовать на собственный глупый героизм: натурально, труп вытащил. Две раны от пистолетных пуль — в животе и плече. Безобразно распухшее, до черноты избитое лицо. Изрезанные руки — то ли ножом, то ли колючей проволокой.

— Форма наша, — сказал тогда Мясников, — надо похоронить по-человечески.

Но тут спасённый труп захрипел и заворочал окровавленной головой.

На базу их везли вместе — Старкиллера и, как выяснилось, лейтенанта Гхмертишвили.

— Э, да этот выживет, — сказал тогда Мясников, — с такой фамилией Пётр не принимает.

Что за Пётр — Половинкин, конечно, не знал. Но на всякий случай сказал фельдшеру Макарову, чтобы не жалел на чернявого бакты.

— Грузина надо быстро на ноги ставить, — майор закончил с дисками и теперь придирчиво проверял гранаты, — грузин, судя по форме, артиллерист. А нам теперь артиллерия — во как.

Он резко чиркнул по кадыку. Ногтя на большом пальце у майора не было — остался в дербентской заварушке, — и жест получился весьма-весьма выразительным.

— Думаете, немцы что-то тяжёлое подгонят? — проникаясь, спросил Половинкин.

— Обязательно. Я даже думаю, что уже гонят. Щас вот Окто сводки принесёт — убедишься.

— Товарищ майор, а зачем же они тогда десант сбросили? Да ещё так глупо, прямо на пушки?

— Да у них парашюты неуправляемые. Пилот вывел на точку, а увернуться от нашей, хм, ПВО они уже не могли. Кто ж знал, что у нас турели с автоматикой.

— Значит, больше не сунутся, — удовлетворённо отметил Коля.

Мясников иронически посмотрел на него.

— Наоборот, Коленька, наша дружба только начинается. Ты головой подумай: стал бы парашютистов без поддержки использовать? То-то. Немец грамотно воюет, промышленно. Всегда связками бьёт: десант — это с панталыку сбить, а основной удар по земле.

— Так что ж они не ударили?

— Не шмогли, — по слогам пробормотал Мясников, с натугой разгибая какую-то очередную железяку из своего арсенала. — Припоздала, вишь, земля. Они же сюда артиллерию тянут, танки или самоходки. А в Белоруссии почвы — они особые почвы. Мины тут всякие произрастают, прочие сюрпризы. Говорю как краевед.

Майор смахнул со лба каплю пота, ухмыльнулся.

— А ты думал — пока окруженцев по лесам вылавливаешь, у остальных тут каникулы?

— Не думал, я всё вижу, — просто сказал Половинкин, — только с одним стрелковым против артиллерии не выстоять. Хотя я, само собой, готов героически…

— Очень хорошо, что готов, — перебил Мясников, — только и мы не пальцем деланы, учитывай. Я тебе как красный командир скажу: никакого героизма от своих людей никогда не требовал и, надеюсь, не потребую.

Видя честное Колино замешательство, майор снизошёл:

— Героизм — он когда нужен? Когда начальство чего-то не продумало и не предусмотрело. И когда ресурса не хватает. Вот тогда и приходится с голым задом на танки, а в газете потом напишут — «героизм». Без него, конечно, тоже никуда, только мы всё-таки постараемся поменьше. Погодь-ка.

Он закрыл глаза и пару раз щёлкнул затвором пистолета, удовлетворённо прислушиваясь к каким-то неведомым оттенкам лязга.

— Товарищ майор, — не выдержал Коля, — вы думаете, они теперь за нас всерьёз взялись?

— Обязательно, — уверенно ответил осназовец, — торопятся гансики. Шибко торопятся. Нейдёт война у них, а про нас уже чего-то разнюхали. Сам понимаешь, такое в тайне долго не удержать.

— И про союзников?

— «Палач»-то над Берлином завис, вот и думай головой.

Он встряхнулся, тщательно протирая ладони ветошью.

— Так, лейтенант. Мы сейчас пойдём гостей встречать, а ты покорми Гитлера и ничего не трогай. Аюшки? Цыц. Ты мне здесь нужнее. Да! Союзники сегодня должны какой-то там металл в листах прислать. Место под разгрузку с Куравлёвым выбери, челнок вам вместе встречать.