Фантомная память - Франк Тилье

Наверное, ушел в туалет. Или курит. Даже наверняка курит.

Ей захотелось включить радио, чтобы успокоиться. Но приемник не издал ни звука. Нет ключа зажигания. Так и должно быть? Почему она одна среди ночи сидит в чужой машине? Во что она снова ввязалась? Как? Зачем?

Перед ее глазами все завертелось. Она прижала ладони к ушам.

В тот момент, когда она уже решила было открыть дверцу и бежать к грузовикам, появился лейтенант, держа косуху под мышкой, и сел в машину.

– Что я здесь забыла? – сквозь зубы пробормотала Манон. – Ты должен был оставить мне записку! Я думала… Никогда больше так не делай!

Он взлохматил ее черные волосы. Манон заметила в его глазах нездоровый блеск.

– Я бы мог сделать то же самое снова через пять минут, если бы захотел. Потом повторить еще через десять. Выйти, спрятаться, наблюдать за тобой, как только что, а потом вернуться и напугать тебя. Развлечься.

– Наблюдать за мной? Что ты…

– Я бы мог оставаться здесь целую вечность и каждый раз говорить тебе, что мы только что приехали. Я мог бы говорить тебе страшные непристойности. Например, обзывать тебя грязной шлюхой или… – Он сунул руку в карман и помахал перед ней кусочком черного кружева. – Заставить тебя сожрать собственные трусики, но…

Он вдруг хлопнул кулаком по приборной доске.

– Ууу! – крикнул он, пряча ее трусики в карман.

Манон, задыхаясь от ужаса и отвращения, подскочила на своем кресле:

– Что… Что происходит? Что мы здесь делаем?

– Писаем. Ты что, забыла?

Она стала озираться по сторонам. Почему ее сердце так сильно бьется? И откуда испарина по всему телу?

– Где мы?

Он стал поглаживать ее бедро. Манон крепко схватила его за запястье:

– Во что ты играешь? Даже не пытайся!

– Ты не можешь знать, что я ощущаю. Это… хуже, чем гангрена. Эта потребность… обладать женской плотью. Знаешь, я думаю, что мне оставалось совсем немного, и я бы оказался по ту сторону добра и зла. На темной стороне…

Он высвободил руку, положил ей на затылок и притянул Манон к себе.

– Граница такая хрупкая. Я так хорошо понимаю тех мерзавцев, которых сам преследую… Иногда я чувствую, что мы так с ними близки…

– Оставь меня!

В ее дрожащем голосе прозвучал страх. Она наедине с одержимым, который однажды уже пытался изнасиловать ее. Ей казалось, это было вчера.

Все начиналось сначала. В Тюрене просыпалось чудовище. Осознавая это, он все больше мрачнел.

Он даже не успел среагировать, как Манон локтем ударила его прямо в лицо и схватилась за ручку двери.

Все ее чувства сконцентрировались на одной цели: побег.

Внезапно ее ладонь замерла на ручке.

На руках проступили вены, глаза закатились, а мышцы судорожно напряглись.

Яркий голубой свет. Потрескивание электрических разрядов.

Она хотела закричать. Но из ее губ не вырвалось ни звука.

Несмотря на все усилия, она внезапно почувствовала, что не способна шевельнуть даже мизинцем. Кончик языка высунулся изо рта между верхними и нижними зубами. Невозможно втянуть его обратно.

Парализована.

Но в сознании. Снова чернота, отчужденность.

– Последний электрошокер «Taser», – шепнул Тюрен, вытирая текущую из носа кровь. – Пятьдесят тысяч вольт и парализация на добрых пятнадцать минут. Ни следов, ни физических последствий. Неплохая игрушка, верно?

Возле грузовиков никакого движения. Ни света, ни звука, ничего.

Он вышел, появился с пассажирской стороны и уложил Манон на заднее сиденье.

– Ты сделала мне больно, грязная шлюха. Ты действительно сделала мне больно!

Он достал из бардачка аптечку и заклеил разбитый нос пластырем. Затем вернулся, лег на Манон, запер дверцы и стянул с нее свитер, предварительно засунув свой язык в ее неподвижный рот.

Манон не смогла даже закрыть глаза.

– Я не буду в тебя входить, – шепнул он, облизывая мочку ее уха, – я только положу член между твоими грудями. Излиться на тебя…

Он медленно стал расстегивать ширинку, словно палач, готовящий свой инструмент.

– Потом я одену тебя, посажу вперед и преспокойно уеду отсюда. И ты ни о чем не вспомнишь.

По щеке Манон потекла слеза и исчезла на сиденье. Ткань впитала влагу, словно ее никогда не существовало. А скоро ничего и не будет существовать. Тюрен овладеет ее плотью, поглотит эту потаенную часть души, которую берегут до самой смерти, а если она гибнет, то может погубить и самого человека. Горькое определение насилия.

Две минуты, в течение которых Манон осознавала каждое движение, каждое прикосновение. Она забудет, конечно, но ничто не сможет помешать существованию этого происходящего сейчас ада.

– Теперь я знаю, где ты живешь, и у меня есть повод приходить к тебе так часто, как я пожелаю. Профессор. Какой фантастический поворот судьбы…

Он снял с нее рубашку, брюки, расстегнул лифчик и стянул его зубами. Он гладил ее груди, потом положил на них свое горящее лицо и принялся облизывать соски. Затем его язык медленно коснулся ее шрамов.

– Ты никогда не хотела меня, крошка… Тебе всегда было на меня плевать. Но с сегодняшнего дня ты будешь самым совершенным предметом моих сексуальных утех. Дорóгой к моему выздоровлению.

Однообразие тьмы до тех пор, пока перед их глазами не появился Базель. Часы на приборной доске показывали всего семь утра, но длинные прямые бульвары уже были запружены транспортом. Швейцария просыпалась под облачным небом.

Очень скоро высотные здания предместий и придорожные офисы автомобильных салонов уступили место строениям другой эпохи. В излучине Рейна, делящего город надвое, расположился средневековый квартал со своими церквами, тесными улочками и роскошными магазинами. Авторитетные марки в витринах – «Брайтлинг», «Булгари», «Картье», «Шопар» – напоминали о том, что каждую весну в Базеле проводится международный ювелирно-часовой салон.

Тюрен припарковался у реки – навигатор показал, что мост, по которому нужно проехать, ремонтируется. Манон вытащила из багажника рюкзак, и они сели на паром, идущий до Малого Базеля.

Через несколько минут они уже шли пешком к холму, на котором возвышался собор. Манон сожалела, что никогда прежде не бывала в этом городе, как, впрочем, и вообще в Швейцарии. Занятия математикой, коллоквиумы, рабочие группы по системам дифференциальных уравнений скорей заносили ее в Америку или в Англию.

В старом городе камни еще хранили отзвуки звяканья шпаг, долгих выступлений Ницше или Буркхардта, стука посоха принца-епископа. Не замедляя шаг, Манон с удовольствием разглядывала фасады, очертания которых тотчас улетучивались из ее головы, с легкостью сновидений. Как бы она хотела погулять здесь до своего «несчастного случая»…