Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– Не за что. Ну что ж. С Парменовым, Муромцевым и Володей все ясно. Кстати, последний искренне не знал, что они едут на базу встречаться с Громовым. И когда встретил его на берегу, очень испугался, что правда может выплыть наружу. Именно ваш разговор с Саньком, Володя, слышала у реки Злата. Вы были ошарашены, увидев своего бывшего друга, и умоляли его не проболтаться Муромцеву, чтобы тот вас не уволил.

– Уволю, – мрачно пообещал Муромцев. – И не просто уволю, а три шкуры спущу. – Володя снова задрожал.

– Следующим человеком, чье пребывание на базе было совершенно необъяснимо, стал Семен Михайлович. – Аржанов повернулся в сторону покрасневшего Щапина. – Он абсолютно очевидно впервые держал в руках ружье, но почему-то выдавал себя за матерого охотника. Семен Михайлович, может быть, вы все-таки расскажете об истинной причине вашего визита?

– «Купина», – чуть слышно проговорил Щапин. И повторил чуть громче: – Я приехал сюда из-за «купины». Видите ли, я – коллекционер. Страстный коллекционер. Я много лет охотился именно за этой вещью. И знал, что она находится у Сергея Константиновича. Я приехал к нему на телевидение, чтобы уговорить продать мне «купину», и совершенно случайно, уверяю вас, стал свидетелем его телефонного разговора с Муромцевым.

Я понял, что они встретятся здесь и «купина» может уплыть от меня. Поэтому нашел знакомых, которые помогли мне сюда попасть. В разговоре Парменов назвал это место, так что я смог навести справки и выйти на нужных людей. Я надеялся, что здесь, вдалеке от суеты, смогу настоять на том, чтобы купить «купину». За хорошие деньги купить. Но практически в первый же день произошло убийство, и я никак не мог найти повод, чтобы заговорить об интересующем меня деле. Да и все были настороже, мне казалось, что вокруг одни глаза и уши. В общем, я долго не мог решиться.

Парменов, усмехаясь, смотрел на него.

– Верно, вы обратились к Парменову с просьбой о сделке лишь несколько дней назад, – согласился Аржанов. – Мы со Златой стали невольными свидетелями вашего разговора.

– А вот шиш вам, Семен Михайлович! – Муромцев сложил из своих толстых пальцев внушительную дулю и показал ее историку. – «Купина» моя. Так что, если хотите, переговоры о ее продаже можете вести со мной. Но уж никак не с Парменовым.

– Да что такое эта ваша купина? – не выдержала Светка. – Из-за чего весь сыр-бор?

Волнуясь и запинаясь, историк, у которого красными стали даже уши, начал рассказывать об удивительной иконе, о которой он мечтал много лет. Можно сказать, грезил ночами, представляя, как она войдет в его коллекцию. Жажда обладания этой вещью была неутолима. Так сильно он не вожделел ни одну женщину. До женского пола он вообще был не охоч, предпочитал получать удовлетворение, распутывая исторические загадки, раздумывая над многовековой судьбой предметов старины, изучая жизнь известных и не очень известных актрис и режиссеров, рыща в поисках когда-то принадлежавших им вещей и попутно собирая коллекцию старинных икон, на которую тратились все его доходы и которая на сегодня была одной из лучших в стране, если не по стоимости, то хотя бы по тщательности подбора.

Икона Божьей матери «Неопалимая Купина» должна была украсить его коллекцию. Когда-то она из Святых сеней Грановитой палаты переехала в московскую церковь «Неопалимой Купины» в Хамовниках. От разрушенной в тридцатом году двадцатого века церкви остался в истории только Неопалимовский переулок, в котором и довелось родиться Семену Щапину.

– «Неопалимая Купина» – одна из самых сложных по толкованию и по композиции икон Богородицы, – объяснял историк, глядя в заинтересованные лица собеседников. – Она изображает Богоматерь через один из ее ветхозаветных образов – неопалимую купину, то есть несгорающий терновый куст, в котором Бог явился Моисею.

До сих пор на Синайском полуострове, у подножия горы Синай, стоит монастырь Святой Екатерины, на территории которого растет этот горящий, но не сгорающий куст. Неопалимую купину ботаники относят к семейству рутовых, русское название этого растения – ясенец.

Злата удивленно вскрикнула, вспомнив ровные улочки Ясеневки, в которой родился и вырос Аржанов, а также его дом, возвышающийся над рекой, который уже трижды пытались спалить. Как будто прочитав ее мысли, Аржанов тихонько засмеялся, лаская взглядом ее взволнованное лицо.

– А почему же купина не сгорает? – спросила Злата. – И зачем вам именно эта икона?

– Не сгорает, потому что в этом растении очень много эфирных масел. Помните школьные опыты из уроков химии? Если руку намочить водой, а потом облить эфиром и поджечь, то рука будет гореть в огне, но ожога не получит, потому что горящий эфир испаряется быстрее воды. Так и этот куст. В сухую безветренную погоду если поднести к нему огонь, то он вспыхивает, но горящие эфирные масла испаряются быстро, не нанося стволу и веткам никакого вреда.

В богословии же Неопалимая Купина – это Богоматерь, которая прожила свою жизнь в божественной чистоте, не опаляемой даже божьим пламенем. Этот образ известен с ранних веков христианства. И изначально на иконах он изображался в виде горящего куста с заключенным в него женским ликом. А уже позднее, в шестнадцатом веке, сложилась новая аллегория. На иконе, о которой мы говорим, неопалимая купина изображена в виде восьмиугольной звезды, окружающей поясное изображение Богородицы с младенцем на руках. Эта икона – одно из первых изображений подобного рода, чем и ценна. А почему я хочу именно ее? – Щапин пожал круглыми плечами. – Мы не вольны в своих страстях, милая Злата. Я коллекционер. И для совершенства своей коллекции мне нужна именно эта икона, и никакая другая.

Так что действительно, причина моего приезда сюда была крайне далека от охоты. Эта страсть меня не терзала никогда. Я приехал за «Купиной», как за своей путеводной звездой. И надеюсь, Сергей Константинович, вы вознаградите мое упорство и хотя бы посмотреть дадите на это чудо. В руках подержать.

– «Купина» моя, – снова вмешался в разговор Муромцев, но Парменов лишь досадливо махнул рукой в его сторону.

– Отстань, Серега. Если щас в разговоре не выяснится, что это ты Громова замочил, то не видать тебе «Купины», как своих ушей. А если выяснится, что ты, так она тебе будет без надобности. Конечно, покажу, Семен Михайлович, – повернулся он к Щапину. – И про продажу поговорим обязательно.

Историк из красного стал на мгновение бледным, а потом снова отчаянно покраснел. Грудь бурно заходила под тонкой футболкой.

– Спасибо! – с чувством сказал он. – Александр Федорович, вы простите, что я так вот, обманом, втерся сюда. Но, честное слово, к убийству я никакого отношения не имею. Я этого вашего егеря первый раз в жизни видел. И никакой неприязни к нему не питал. Ну, высмеял он меня в машине. Разозлился я, конечно, что сейчас легенда моя насмарку пойдет. Но разве ж за это убивают?

– Все в порядке, Семен Михайлович, – голос Аржанова был абсолютно спокоен, – я не в обиде. В конце концов, сюда часто приезжают именно по делам. Многие переговоры уединенного места требуют, и моя база для этого больше всего подходит. Я рад знакомству. И если вы захотите все же почувствовать, что такое настоящая охота, я вам всегда рад. Тем более что истории вы рассказываете совершенно необыкновенные. И про «Купину», и про Веронику Берковскую. Вы просто кладезь знаний. – Польщенный историк довольно заулыбался.