Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– Ну что ж, еще одной загадкой меньше. Можно идти дальше. – Аржанов убрал любезные интонации, и голос его вновь стал строгим. Все опять притихли. – Я уже сказал, что на многое из того, что здесь произошло, пролила свет Злата. Уж даже не знаю и почему: то ли от женского любопытства, то ли из-за своей природной сметливости – именно она оказалась в эпицентре событий: все время слышала обрывки ваших, господа, разговоров, обращала внимание на незакрытые интернет-страницы в компьютере и в любой момент могла начать задавать вопросы.

Она стала опасна, хотя и сама не догадывалась о том, что именно ей известно. Но убийца Громова насторожился и решил от нее избавиться.

– Как? – ахнула Светка. – Добровольская, тебе что, не случайно дали по голове? Я была уверена, что в твою комнату пробрался воришка, который таким образом просто сбежал.

– Воришка побывал у вас в комнате, Светлана, – возразил Аржанов. – А в комнате Златы ее ждал преступник посерьезней. Ему нужно было сделать все, чтобы Злата не начала делиться своими наблюдениями и подозрениями с теми, кто мог сделать из них правильные выводы. Это мог быть я или полковник Зимний, не важно. Женщины по природе своей болтливы, так что убийца был уверен, что рано или поздно Злата обязательно проболтается. – Она обиженно поджала губы, но он не обратил на это ни малейшего внимания.

– В частности, когда мы ужинали в бане, госпожа Добровольская при всем честном народе стала рассказывать про ботокс, который утром вкололи мне в спину. Конечно, ею двигали самые искренние соображения. Она хотела предупредить меня, что после этой процедуры мне нельзя париться в бане, но совершенно упустила из виду, что мне может быть не очень-то приятно всенародное обсуждение производимых со мной медицинских манипуляций. – Злата засопела, на этот раз расстроенно, потому что впервые подумала о том, что действительно вела себя нетактично. Он поглядел в ее смущенное лицо и подмигнул.

– Впрочем, плохо не то, что она задела мои чувства, а то, что про наличие в моей комнате ботокса узнал убийца. Узнал и решил использовать его, чтобы заставить Злату замолчать. Уже спустя полчаса он воспользовался всеобщими хождениями туда-сюда и выкрал лежащие у меня на столе в комнате флаконы с препаратом.

Конечно, он не сразу решился применить яд. Немного выждал, надеясь, что Злата не сможет причинить ему вреда, но она продолжала вольно или невольно везде совать свой нос, подключила к расследованию убийства известную журналистку, постоянно в самое неподходящее время попадалась ему на глаза, а потому он все-таки решился на еще одно убийство.

– Странный способ какой-то, – заметил Муромцев. – Мне бы, к примеру, даже в голову не пришло, что этим веществом, которое вам кололи в спину, можно кого-то убить. И сколько именно яда вводить? Это ж тоже знать надо.

– Верно, – Аржанов согласно кивнул. – Чтобы знать про ядовитые свойства ботуллотоксина и попасть в вену, нужно иметь медицинское образование. – Заварин возмущенно вскинул голову и попытался что-то сказать, но Аржанов пресек эти попытки решительным взмахом руки:

– Константин Алексеич, дружочек, не волнуйтесь. Дайте мне договорить. У меня было всего два флакона, а для того, чтобы доза оказалась смертельной, на Златин вес нужно не менее одиннадцати. Убийца этого не знал. Он пытался найти нужную информацию в интернете, но не успел, потому что его спугнула все та же Злата. Этот факт полностью исключал господина Заварина из числа подозреваемых. Он практикующий врач. А потому хорошо понимает, что двумя флаконами ботокса никого убить нельзя. Ошибиться мог лишь тот, кто давным-давно покончил с медициной, переключившись на другую сферу деятельности.

– Неужто Костромин? – Муромцев с нескрываемым интересом посмотрел на побледневшего зама губернатора. Губы у того тряслись.

– Что ж, Иван Николаевич действительно в прошлом врач. Хороший врач. И он действительно давно не практикует. И у него был весьма серьезный повод избавиться от Громова. Злата, расскажите.

– Когда-то Иван Николаевич оперировал мать Громова, – откашлявшись, сказала Злата. Голос ее сорвался от волнения, с таким вниманием смотрели на нее окружающие. Костромин же, упав на стул, закрыл лицо руками. На него было жалко смотреть. – Мне подбросили анонимку, в которой была рассказана эта история. Отец Громова четверть века назад пообещал отомстить за жену. Он очень ее любил и так и не оправился от ее смерти. И в день охоты Александр Громов в лесу подошел к Ивану Николаевичу, чтобы напомнить ту давнюю историю.

– Мы знаем, что господин Костромин был очень расстроен в тот день, – вступил в разговор Аржанов. – Конечно, нам он сказал, что всему виной неприятный телефонный разговор, но на самом деле он переживал после бурного выяснения отношений с Громовым. Это действительно было неприятно.

– Чувствую, моя очередная передача начнется сенсацией. Заместитель губернатора крупной области – убийца! – Парменов утратил свой скучающий вид, глаза его заблестели, он стал впервые за все время пребывания на базе похож на того блестящего журналиста, которого Злата привыкла видеть по центральному телевидению. Однако он ей не нравился. Очень не нравился. Провинциальный мальчик, волею судьбы превратившийся в московского сноба и презирающий всех, кому меньше повезло в жизни. Она терпеть не могла такую породу людей, а потому была абсолютно точно уверена в том, что эксклюзивная информация в первую очередь окажется в руках маленькой провинциальной журналистки Инессы Перцевой.

«Фиг тебе, а не сенсация», – злорадно подумала она.

– Извините, Сергей Константиныч, с сенсацией не выйдет, – по-прежнему спокойно сказал Аржанов. – По крайней мере, с этой. Да, Иван Николаевич имел все причины убить Громова и все шансы избавиться от Златы. Однако он этого не делал.

– Как? – Ошарашенный Муромцев переводил взгляд с дрожащего Костромина на невозмутимого Аржанова. – Ты, Сашка, нас вконец запутал уже.

– Да так. Иван Николаевич, может быть, вы все-таки расскажете, что произошло в лесу?

– Да вы и так все знаете, – устало отозвался Костромин. – Мы действительно чуть не подрались. Вернее, он все пытался меня ударить, а я пытался защищаться. Потом он заплакал. Здоровый взрослый мужик заплакал как ребенок. И велел мне убираться оттуда. Сказал: «Будь ты проклят! Ты нам с отцом всю жизнь сломал. А я даже ударить тебя не могу. Убирайся!» Я и ушел. Конечно, меня этот инцидент совершенно выбил из колеи. Много лет прошло, но Маису Громову я так и не забыл. Не так-то просто забыть человека, из-за которого ты отказался от своего призвания. Вот говорят, что у каждого врача есть свое кладбище. На моем кладбище похоронен всего один человек, но мне и этого оказалось достаточно на всю жизнь.

– Подождите… – В разговор, встряхнув буйными кудрями, вступила молчавшая до этого Светка. Ее большие карие глаза были широко раскрыты от любопытства. Роскошная грудь вздымалась под воланами неукротимых кружев. Зеленый кулон матово светился в притягивающей взгляды нескромной ложбинке. – А кто написал Злате анонимку, из которой стала известна история с неудавшейся операцией? Ведь, кроме Костромина и Громова, на поляне никого не было, но не мог же Иван Николаевич написать донос сам на себя?