Стратегия Византийской империи - Эдвард Николае Люттвак

Уроженцы деревеньки Таврисий близ укрепления Бедериана, находившегося далеко от Константинополя, поблизости от столицы современной Македонии, города Скопье, эти трое предстают перед предполагаемым читателем Прокопия как изголодавшаяся деревенщина, как варвары (Зимарх и Дитивист – фракийские имена), но они, конечно, не были варварами-иностранцами, потому что Юстин говорил на латыни – во всяком случае, на том наречии, которое в Бедериане считалось латынью.

Многие иноземцы прибывали для того, чтобы защищать императора от его внутренних врагов, чтобы сражаться за империю, и это были не одни лишь изголодавшиеся крестьяне, подобные Юстину, – ведь золото, которое можно было получить при императорском дворе, служило достаточно сильным побудительным средством даже для сытых племенных вождей. До открытия богатых месторождений золота в обеих Америках, в Сибири, в Трансваале и в Австралии золото встречалось несравненно реже, чем сегодня, и соответственно этому было гораздо ценнее по отношению к прочим товарам. Один лишь император в Константинополе мог распоряжаться постоянными запасами, которые пополнялись благодаря циркуляции казённого золота, собиравшегося в его сокровищницах в качестве налоговых платежей и затем выплачивавшегося в качестве жалованья, что в конечном счёте порождало денежные доходы, которые, в свою очередь, подвергались налогообложению.

Уже сами монеты империи были источником престижа. Со времени первого выпуска при Константине (306–337 гг.) и до своего снижения в цене при Романе Аргире (1028–1034 гг.) византийский солид (откуда в конечном счёте происходит наше слово «солдат»), впоследствии номисма, был излюбленной валютой купцов далеко за пределами империи благодаря своей устойчивости: из одного римского фунта (литры) чеканили 72 номисмы весом в 4,544 метрического грамма золота 955–980/1000 пробы. Это тоже было редкостью: императорские солиды были почти полностью золотыми. Автору саги о Харальде Сигурдарсоне (Хардраде), которую Снорри Стурлуссон (1179–1242 гг.) включил в своё собрание хроник норвежских конунгов, известном ныне под заглавием «Круг земной» (“Heimskringla”), достаточно было увидеть значительное количество золота, чтобы понять, откуда оно. Вот два царька горячо спорят друг с другом о первенстве, хвастаясь своими золотыми богатствами:

Этот анекдот являет собою доказательство даже в том случае, если данный эпизод никогда не происходил в действительности (почему Магнусу пришлось вступить в состязание, располагая одним-единственным кольцом?), потому что Харальд, сын Сигурда, по прозвищу Хардрад («Суровый правитель») был фигурой вполне исторической. Рождённый в Норвегии в 1015 г., он погиб в битве при Стамфорд-Бридже в 1066 г., в ходе неудачной попытки завоевать Англию, совсем незадолго до того как норманнам, его отдаленным родичам, повезло в такой попытке гораздо больше. До этого Харальд жил в Киеве, где был предводителем военного отряда на службе у князя Ярослава Мудрого, затем служил офицером варяжской гвардии в Константинополе, после чего благополучно возвратился в Скандинавию, где взялся отстаивать свои права на норвежский трон. (Правда, до этого его ненадолго задержали во Франции, сочтя за мародёра из-за того количества золота, которое он вёз с собой; однако его освободили, когда из Константинополя пришло письмо, подтверждающее, что это золото было его «выходным пособием».)

Иноземцы часто нападали на империю в надежде захватить некоторое количество её золота или получить его в качестве дани, а зачастую и служили империи, чтобы заработать её золото. Но привлекало их и другое: возможность удостоиться имперских титулов, сияющих безмерным престижем императорского двора, – ведь некоторые из них подразумевали ежегодное жалованье золотом и драгоценными служебными одеяниями, причём не все они предполагали исполнение гражданских или военных обязанностей[237]. О тяге иноземных вождей к титулам и одеяниям говорится в сочинении «Об управлении империей» (“De administrando imperio”). Текст этого трактата, обычно полный разумных и трезвых советов насчёт того, как следует строить отношения с иноземными державами, в данном случае сознательно вводит в заблуждение, притом довольно неуклюже[238]: