Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 52. Виктор Коклюшкин - Виктор Михайлович Коклюшкин

Ивановича Рагожина на первый взгляд ничем не отличались от ушей, допустим, Николая Николаевича, Валентина или даже моих. Разве еле заметный трепет, какая-то открытость миру чувствовалась в них. Какая-то готовность.

Он приблизился к Валентину, взял за руку. Валька мокрый, переступал босыми ногами, не понимал, что происходит.

— Ма-ма… — проговорил Рагожин, вслушиваясь во что-то у себя в ухе. — Ма-ма… волнуется… боится, что попал ты опять в плохую компанию…

Валентин разинул рот.

— Письма от тебя ждет, — продолжал тверже Рагожин. — И боится: вдруг письмо из колонии. И согласна: пусть из колонии, лишь бы жив был!

Губы у Валентина дрогнули, он смахнул кулаком слезу.

Тихо было в кабине полузатонувшего самолета, только слышно, как шлепает снаружи волна и журчит струйка из шланга.

— Что передать-то? — спросил Рагожин. Валентин шмыгнул носом.

— Напишу я… Передай: жив, здоров… Что ни в какой я не в колонии, а с друзьями… в море. И еще вот обязательно… денег я ей вышлю при первой возможности…

Рагожин зашевелил губами, закатив глаза вверх. Закончил, отпустил руку Валентина, устало вздохнул.

— Вместо того, чтоб делом заниматься! — вставил Михалыч. И пропаще махнул рукой. — Взрослые люди — неужели не стыдно?!

Мне тоже хотелось передать что-нибудь жене, чувствовал себя перед ней виноватым, но что? Пока размышлял, руку протянула Надя.

— Передайте одному человеку, что… в общем, что он хороший, славный парень.

Рагожин повернулся к Валентину.

— Велено передать, что ты хороший, славный парень. -

Надя вспыхнула и закрыла лицо руками. Николай Николаевич улыбнулся и крепче прижал к себе стекло. А Михалыч произнес:

— Вот видите, он же ничего не понимает! Все путает!

— Как это не понимает?! — обомлел Валентин. — Как путает?! Михалыч, ты что?! Ребята, почему он так?!

Михалыч прикусил язык, да поздно: или признавай умение Рагожина, или… ставь под сомнение счастье Валентина.

Валька смотрел широко открытыми глаза ми… Да что там глазами, сама душа Вальки: непутевая, честная, дурная смотрела из глаз его на Михалыча! '

Командир помялся и недовольно, через силу проговорил:

— Ну я не знаю… Ну… странно все как-то… Нас по-другому учили.

— Михалыч?! — взмолился Валентин.

— Ну черт его знает! — вырвалось у Михалыча. — Может, оно (что?) и есть!

Валька кинулся к командиру и крепко обнял его.

— Спасибо, Михалыч…

— Да я что… — произнес тот растроганный. — Я же не о себе… Наука…

Надюшка стояла смущенная, простая, красивая… Солнце опустилось над водой и густым оранжевым светом освещало кабину. Было торжественно и величаво, как в церкви.

Позавидовал я Валентину и Наде. «Дай бог, чтобы все у них было хорошо!» И протянул свою руку.

— Юрий Иванович… а мне? Как там… жена? Что думает, волнуется?

Ладонь у Рагожина была сухая, жаркая — уж не простудился ли?! Все притихли.

— Где… Где тебя… черти носят?! — Рагожин произносил слова, не вникая в смысл, его занимала только техническая сторона дела. — Чтоб ты… пропал, — тщательно выговаривал он. — Чтоб ты… сквозь землю провалился!..

Я слушал ошеломленный. Было такое ощущение, словно меня убивают.

— Друзья! Друзья! — захлопал в ладоши Померанцев. — Мы неоправданно теряем время. Необходимо передать в эфир призыв о помощи, сообщить примерные координаты…

Рагожин замялся.

— Видите ли, принцип контакта… я могу передавать, если знаю кому… Впрочем, я могу попробовать…

Он молча зашевелил губами, сосредоточенно глядя куда-то в себя. Теперь многое зависело от его умения. И, конечно, удачи. Опасность заметила Надя.

— Ой, смотрите!

К нам приближался кит.

Мягко и быстро темная, лоснящаяся спина двигалась прямо на нас. Фонтанчик над водой взлетал, как вымпел или как антенна…

— Прекратить подачу сигналов! — скомандовал Михалыч.

Рагожин сжал зубы и затряс головой, будто хотел стряхнуть, выпутаться из паутины.

— Мало, — спокойно проговорил Николай Николаевич, вглядываясь в кита холодными, ожидающими глазами, — мало прекратить, надо передать сигнал: «Здесь опасно!»

— Но я не знаю таких сигналов! Я по-китовому не понимаю!

— Сейчас некогда рассуждать, — твердо произнес Михалыч. — Иначе через минуту он будет здесь! И тогда!..

Рагожин сел на корточки, сжал голову ладонями и что-то отчаянно забормотал. Мы с нетерпением смотрели то на его плешивый затылок, то за окно. Кит по-прежнему таранил воду в нашу сторону. Солнце опустилось еще ниже и кроваво высвечивало его хребет. Но вот гигантское млекопитающее сбавило скорость. Я это определил по тому, что мне стало не так страшно. Кит взял правее и на дистанции четверть кабельтова начал обходить нас.

Рагожин скрежетал зубами и стонал от напряжения. Кит сделал полный круг и начал медленно приближаться. Подобного страха я не испытывал никогда. Если смотреть на кита по телевизору — это одно; если наблюдать вдалеке, допустим, с борта океанского теплохода, — это другое; но если ты еле держишься на плаву в полузатопленном самолете…

Кит приблизился на расстояние вытянутой руки (если бы, конечно, кто-то осмелился ее вытянуть!) и смотрел в упор своим огромным, неподвижным глазом. Затем выпустил фонтанчик воды (ноги у меня отнялись и перехватило дыхание), погрузился и… толкнул нас. Вода в трюме шлепнулась по бортам. Хорошо хоть ее стало меньше, а то не миновать нам катастрофы.

— Чего он? — негромко спросил Валентин. — Примеривается, что ли?..

— Тихо! — приложила палец к губам Надя. Она сразу догадалась, что движение кита ласковое.

— Что вы ему передаете? — Николай Николаевич тронул, потряс Рагожина за плечо.

Юра обернулся. Лицо его было почти безумным.

— Ничего, все будет хорошо. — подбодрил Николай Николаевич. — Когда человек действует во имя высокой цели, ему должна сопутствовать удача!..

Между тем кит толкнул нас еще, еще, и — самолет тяжело, неуклюже поплыл…

Стемнело. На небе доходчиво, как в планетарии, выступили звезды. Луна глядела начальственно и равнодушно.

Мы плыли в неизвестном направлении. Плыли туда, куда толкало нас гигантское млекопитающее. Что-то ждало нас впереди?

Убаюканный ровными толчками и плавным движением, я заснул в углу.

Глава восьмая

Мы в стаде китов

Когда я проснулся, солнце уже вовсю плавилось в кабине. Николай Николаевич, прижимая к себе стекло, чему-то улыбался во сне. Рядом похрапывал на боку Михалыч. Он втягивал носом воздух озабоченно, будто к чему-то принюхивался. Рагожин кемарил, привалившись небритой щекой к опрокинутому креслу. Жалко что-то мне стало Юру, уж больно привычно он чувствовал себя в этом унизительном положении.

Валентин спал, подставив Наде плечо, неудобно перекособочившись и окаменев. А Надюша нежно склонила ему на плечо свою голову, щечки у нее алели, дышала ровненько…

Я перевел взгляд за окно. Океан был спокойным, величавым, каким-то посвежевшим. Но что это? Вокруг самолета: и там, и там, и там, виднелись спины китов…

Пробудился Михалыч, поправил фуражку, встал.

— Гляньте-ка, куда нас занесло! — заорал