Новый год в октябре - Андрей Молчанов

— На работу! — Он перевел дыхание. — Не расслабляйся, старик. Будь собой. Тебя искушает… Бог!

«Я псих, — с вымученной ухмылкой думал он, спускаясь к машине. — Точно!»

Около гаража Прошин столкнулся с Зиновием.

— Здоров, начальник! — сказал тот. — А мы тут тебе сувенирчик припасли… — И показал напоминающую клещи штуковину: вороненый стержень, а на конце его два изогнутых серпами граненых клыка, отливавших булатной голубизной.

— Сувенир? — подозрительно спросил Прошин.

— Прибор — замрите мухи! — ответил Зиновий компетентно. — Противоугонное средство карающего назначения. Значитца, так… Лезут к вам в машину. Ключик в замок, он будет попроще… Тут выскакивают эти друзья… — Он потряс «клешней». — Одна из-под «торпеды», другая — на педальку акселератора… Тресть — есть! Нога — рука.

— Так он же кровью истечет, — сказал Прошин, коснувшись пальцем острия клыка, — этот бандит.

— Так бестолковых и учат, — уверил Зиновий.

— То есть капкан на автомедвежатника, — подытожил Прошин в раздумье. — Что же… Идейка реакционная, но где есть собственность, должна быть и охрана ее… А где охрана — там гуманизм извечно ни при чем. Ставь! Сколько с меня?

— Вопрос дипломатический. — Зиновий почесал «клешней» за ухом. — Пятьдесят. Но это же аппарат!

— К концу дня успеешь?

— Ну, все в лучшем виде…

Прошин отправился к себе в кабинет. У двери остановился, взглянув на новую табличку «Иностранный отдел», сменившую прежнюю, двуязычную, что казалась ему выспренней. Новшество, однако, вышло боком: кто-то из недругов соскреб первые три буквы, и теперь сияющая позолотой надпись гласила не что иное, как «странный отдел».

Прошин сжал зубы, пробормотал: «И таких ты жалел!» — плюнул и вошел в кабинет. Там он застал Глинского.

— А я с просьбой, — усмехнулся Сергей.

— Ну что ж, проси. — Прошин, барабаня пальцами по столу, рассматривал что-то в окне.

— Думаешь, приплелся-таки, — продолжил Сергей с сарказмом.

— Духотища-то какая… — не обращая внимания на его слова, потянулся Прошин. — Я сегодня, Серега, славно позавтракал. Сделал окрошечку… Лучок, сметанка, холодная телятинка… Моя слабость — хорошо и красиво пожрать. Если когда и надумаю жениться, то в первую очередь заставлю всех претенденток приготовить ужин. Или обед. В жене главное что? Умей готовить, молчать и боготворить мужа. А там хоть кривая, хоть косая…

— Это что за торпеда? — Глинский пнул ногой двухметровый, окрашенный светло-серой краской цилиндр, приткнутый к стене двумя сосудами с жидким азотом. — Краны какие-то…

— Машина времени, — буркнул Прошин. — Итак, какая просьба?

— Леша, ты всегда был мне другом… — начал тот.

— Ой, Сереженька, откель слова такие? — удивился Прошин. — Ты уж сразу выкладывай…

— Выкладываю. Океанологи приглашают меня и Лукьянова на испытания «Лангуста». Пошли вместо Лукьянова Наташу…

— А как же бедный Федя Константинович? Крым, море, воздух… Обделим старикана, нет?

— Он с июля в отпуске. Август и середина сентября — отгулы.

— Подумаю, — кивнул Прошин. — Ты, кстати, отчего до сих пор не женат? Я просто заждался: когда ж Натали сменит фамилию? Наталья Глинская! Звучит! А то что такое… Воронина. А? Или дело не клеится? Поведай. Мы ведь, как ты изволил выразиться, друзья… — Прошин достал из стола пакетик с орешками миндаля и начал колоть их пресс-папье.

— Не пойму я ее, — как бы про себя произнес Сергей и раздраженно повел плечом, словно пытался высвободить его из футболки.

— Да она не для тебя! Тьфу! — Прошин сморщился и выплюнул в окно крошево горького зернышка. — Ничего у тебя с ней путного не получится, Серега, помяни мое слово!

«А если все-таки вернуть его? — подумал он. — Не поздно же…»

— Так как же насчет командировки?

— Я подумаю, — повторил Прошин. — И знаешь что… Поедем-ка мы сегодня вечером…

— Я не могу.

— Поедем-ка мы вечером поваляться на коврике в кимоно. Я покажу тебе парочку трюков из айкидо и одну элегантную штучку из кун-фу — пяткой в висок, стреляющий такой удар сбоку…

— Мне… приказано ехать?

— Ага. Часам к пяти подходи к машине.

Сергей ушел. Прошин разобрался с международной перепиской и призадумался. Его неожиданно привлекла мысль о поездке в Крым. Почему бы не поехать самому? Но с кем? А если с Серегой? Вспомнить молодость? Эх, как они отдыхали раньше! Раньше, когда действительно были друзьями, когда жили настоящим и весьма насыщенным событиями днем, когда будущее рисовалось в сверкающих красках вещей и далеких стран… Нет, теперь они, все познавшие, не е, и прежнего совместного отдыха не получится. Но с кем тогда?.. Вот был бы Роман… Хотя с ним тоже как-то… скучно. Ну, а с Ворониной, если та согласится? Ого, интересно! Поехать с этой пай-девочкой. Да еще отбить ее у Сереги, ха-ха-ха! А ведь в самом деле мысля оч-чень ор-ригинальная, и почему не попробовать?

В два часа он пообедал и до пяти играл сам с собой в «самолетики», поражая стреляющим из-под пальца карандашом нарисованные на бумаге крестики. Затем отправился к машине. Глинский уже сидел там, скучая. Подбежал Зиновий. Произнес напутственную речь о технике безопасности в обращении с карающим устройством «клешня» — и поехали.

В шесть часов вечера, одетые в кимоно, Сергей и Прошин прыгали на батуте — разминались. Затем присели отдохнуть в уголке, прислонившись к прохладной, обитой кожаными матами стенке. Прошин достал из сумки банку виноградного сока и, сделав глоток, замычал от удовольствия.

— Слушай, Серж, — сказал он лирически-воодушевленно. — Помнишь, как мы сюда ездили раньше? Три раза в неделю, как повинность отбывать… И были ребята — самое то… Может, нам снова начать?..

Сергей уловил многозначительность и усмехнулся.

— Вряд ли… И насчет дзюдо вряд ли, и… насчет карате…

— Значит, ты здесь только из-за того, чтобы я с тобой отправил Воронину? Потакаем капризу? Взятка присутствия?

Глинский молчал, щурясь от нестерпимо яркого люминесцентного света, затопившего зал; смотрел, как, сверкая лодыжками, взлетают вверх ноги… вскрик… звонкий удар о ковер…

— Ты онемел?

— Да! — Он с вызовом поднял на Прошина глаза. — Да, я сам по себе. И ищу свое окружение. А быть с тобой, прости, значит быть одному. Ну, плюс, вернее, минус та банда, что достает тебе дефицитное пойло, жратву, шмотье, сигареты.

— А я не курю.

— Ну не куришь, так не куришь, — вздохнул Сергей. — И вообще с тобой — смейся не смейся — страшно.

— Да разве я баба-яга или змей-горыныч, деточка? — улыбнулся Прошин. — Съем тебя? Дурак ты! Прибился к стаду: оно большое, глупое, и в нем не боязно. Раскрыть тебе шире глазенки? — Прошиным начало овладевать раздражение. — Раскрываю. Ты думаешь в науке переворот устроить? Не будет его. Ты дерьмо. Как и я. И не суйся в творчество свиным рылом, не ваш это удел, мсье. Лучше командуй и держи в кулаке творящих, и ставь перед ними задачи… Вот он — смысл. И еще. Дыши воздухом, ешь икру, а не сосиски, пей не чаек пресный, а то, что сейчас, — сок. И езди… не в набитом метро, а в машине, да так… три нуля впереди и телега соответственно… А чтобы не жиреть, раз в недельку сюда: батут, коврик, бассейн, банька; вход строго по пропускам. А все твои сомнения и фокусы — это, Сереженька, от большого незнания жизни. Будь здоров! — Он взболтнул сок и поднял банку на свет. — Да разольется сия благословенная жидкость по периферии наших грешных телес…