Укротить ловеласа - Дарья Сойфер

– Мария! – прогремела Надя, шарахнув входной дверью об стену. Ремонт в прихожей закончили год назад, но за это время эмоциональные отпрыски Павленко уже успели набить ручкой заметную вмятину на свежих обоях. – Машка, чтоб тебя! А ну, иди сюда!

– Тише, ты что! – Надина мама суетливо выпорхнула из кухни, потряхивая бутылочку со смесью – Дима Добрынюшку принес, он только заснул.

– Он мелкий, еще сто раз заснет, – буркнула Надя, но голос все же понизила. – Где Машка? Мне надо ее убить.

– Как можно такое говорить, ты что! – всплеснула руками мама.

– Не парься, у тебя еще четверо останется. И внуки вон множатся в геометрической прогрессии, – Надя скинула туфли и затопала звонкими пятками в комнату сестры.

– Надюша, пойдем, я тебя покормлю сначала, покушаешь… – мама засеменила следом.

– Лучше уйди, – бросила Надя, не оборачиваясь. – Только давление себе поднимешь.

И, вломившись в Машину комнату, захлопнула дверь перед растерянной матерью.

Машка пребывала в блаженном неведении: валялась на диване, небрежно закинув ноги на спинку, и вовсю флиртовала по видеосвязи с каким-то рыжим смазливым юношей.

– Она тебе перезвонит, – Надя выхватила у сестры гаджет. – Потом. Если сможет.

Парень, так ничего и не поняв, полетел вместе с телефоном в дальний угол комнаты, а Машка возмущенно подскочила.

– Совсем, что ли?! – взвизгнула она. – Я Лешку месяц обхаживала!

– Кто, скажи на милость, какая сволочь просила тебе говорить Платону, что я беременна?! Да еще и от Игоря. А?! – Надя нависла над младшей сестрой, стиснув кулаки и гадая, поколотить болтливую заразу или для начала выдрать ей волосы. Практика показывала: синяки на Машке исчезали моментально, а вот выдранный во втором классе клок волос она помнила до сих пор.

– Ах, это… – Маша мгновенно успокоилась и с довольным видом откинулась на подушки. – Можешь не благодарить.

– Даже близко не собиралась! Тебе никто не давал права лезть в мою личную жизнь!

– Так если бы не я, так бы ты и ласты склеила старой девой, – бессовестно усмехнулась Машка. – Что, засуетился Платоша? Уже признался тебе в любви?

У Нади от неожиданности даже кулаки разжались, а злость куда-то улетучилась.

– Чего? – протянула она. – Ты разве не отвадить его хотела?…

– А ты уж и расстроилась, – Машка деловито закинула ногу на ногу, будто Надя не к сестре пришла, а на прием к психоаналитику. – Говорила же, втрескалась ты в него, а ты: «Нет, нет, ничего такого…»

– Я не… – задохнулась Надя. – Ты все равно не… Какого черта?!

– Во-о-от, – важно кивнула Машка, явно наслаждаясь Надиным замешательством. – А мужика-то надо только подстегнуть! Я в Интернете читала: вызвать ревность, заставить поверить, что все, тю-тю паровоз, – и вуаля! На коленях будет ползать, лишь бы ты в его сторону посмотрела. Взять Лешку: он в мою сторону и не смотрел, пока я с Ярославом не стала сидеть на всех парах…

– Ну, знаешь! – У Нади кровь прилила к лицу, а в ушах зашумело от злости.

Да, вот такое и вырастает из девчонок, которых недостаточно пороли в детстве! Видать, на Машке родители уже устали изобретать наказания, и потому она выросла особенно наглой. И пускай говорят, что совершеннолетних воспитывать уже поздно, но Надя все равно решила наверстать упущенное. Схватила первую попавшуюся мягкую игрушку, коих у Маши на диване обитало целое стадо, и принялась колошматить сестру почем зря.

– Эй! – завопила Машка, съежившись и загораживаясь руками. – Ма-ма-а-а! Убери Надьку! А-а-а!

На вопли в комнату тут же влетела Юля, бешено вращая в глазами.

– Молчать! – Она отобрала у Нади мохнатое и пыльное орудие преступления. – Разошлись по углам! Дети спят!

– Она меня бьет! – обиженно заскулила Машка.

– А она сказала Платону, что я беременна от Игоря.

Юля застыла ненадолго, переводя оценивающий взгляд с одной сестры на другую, потом уперла руки в боки и нахмурилась.

– Малая – кыш! – вынесла она вердикт и указала на дверь.

– Я?! – Машкина физиономия разочарованно вытянулась. – Это вообще-то моя комната.

– Кыш, сказала! – повторила Юля жестко. – Или я скажу маме, что случилось с ее немецкой кастрюлей!

Маша поджала губы, сопя от бессилия, потом вскочила и с видом оскорбленной невинности вытряхнулась из комнаты.

– И если Добрыня или Андрюха проснулись, качать будешь сама! – бросила ей вслед Юля, а потом осторожно, чтобы не хлопнуть, притворила дверь.

– А что там случилось с маминой кастрюлей? – Надя сгребла с дивана игрушки сестры и обессиленно плюхнулась туда, где только что валялась Машка.

– Ничего, – нехотя отозвалась Юля. – Это только мой козырь. Так что там с твоей беременностью?

Надя слишком устала, чтобы бороться с родственным любопытством. Вытянула ноги, откинула голову назад и выложила Юле, до какого пердимонокля довел ее Машкин длинный язык.

– И теперь он говорит, что любит меня, – подытожила она. – Предлагает быть вместе, а я… Слушай, но он же потаскун, каких свет не видывал!

– Это у многих бывает, – Юля уселась рядом и положила голову Наде на плечо. Они частенько так лежали в детстве: Надя забиралась в кровать к старшей сестре, когда было страшно ночью или когда болел живот, и Юля вот так уютно устраивалась около нее и рассказывала о своих ухажерах. Почему-то Надя любила эти истории куда больше, чем детские сказки про принцесс. – Дима тоже шлялся, пока не перебесился. Кому-то скучно, у кого-то гормоны скачут…

– А как же «горбатого могила исправит»? – Надя задумчиво прислонилась щекой к Юлиному затылку.

– Фигня это все. Не меняются только те, у кого нет ради кого меняться, – вздохнула Юля. – На Димку посмотри: он на свою надышаться не может. Маша – дура, конечно, и ремень по ней плачет, но ведь она права. Пока мужика не подтолкнешь, он так и будет ходить и клювом щелкать.

– А если я ему надоем? Я же не какая-то суперсекси! – и Надя уныло скосила глаза к своей не слишком пышной груди.

– Это вообще в отношениях последнее дело. Сиськами долго сыт не будешь, – Юля проследила за Надиным взглядом и усмехнулась. – Даже вон детям максимум на год хватает. Ты, главное, для себя пойми, нужен он тебе или нет. Ты его любишь?

– А как его не любить?! – обреченно простонала Надя. – Он же… Ты же видела его! Смотришь, и внутри все…

– Бабочки в животе? – подсказала Юля.

– Да почем я знаю! – Надя зажмурилась: так трудно бывает признаться самому себе в очевидном, так страшно осознавать свои слабости, что, кажется, лучше бы вообще никогда ничего не чувствовать. – Бабочки это, или просто надо на глистов провериться…