Лунный ветер - Евгения Сафонова

Некоторое время, показавшееся мне вечностью, я слышала лишь тяжёлое дыхание Рэйчел да шорох ветра. Гэбриэл стоял на месте так спокойно, точно готовился стрелять по мишеням развлечения ради.

В тот миг, когда туман за его левым плечом начал обретать неестественную плотность, я непроизвольно подалась вперёд:

— Слева!..

Но Гэбриэл уже повернулся — и, отступая на шаг, одновременно уткнул дуло револьвера почти в самый лоб вампира: движением плавным и стремительным, точно танец. Третий выстрел отбросил неупокоенного назад, и я ждала, что он снова растворится во мгле — однако тот, издав звук, похожий на рычание и стон, скрылся во тьме на своих двоих, мгновенно потерявшись за туманной стеной.

Круто повернувшись, Гэбриэл опустил револьвер, наконец удостоив нас своим безраздельным вниманием.

Под его пристальным взглядом мне стало холоднее, чем в объятиях мертвеца.

— А теперь позвольте узнать, — ледяным, очень вежливым тоном осведомился он, — что вы здесь делаете?

Да. Лишь сейчас я в полной мере начинала осознавать всю глупость того, что творила, и того, что думала.

С чего я вбила себе в голову, что он оборотень? С чего взяла, что тварь, убившая Элиота, и тварь, выманившая из дома несчастную девушку, — один и тот же монстр? С чего подгоняла все факты, которые так просто было сложить в истинную картину происходящего, под одну-единственную смехотворную теорию?

Впрочем, пока от полного понимания истинной картины я всё ещё была далека.

— Мы… были у гадалки, — беспомощно проговорила я. — И я увидела… Элизабет на кладбище, в крови.

— И вы отправились выручать подругу из неведомой беды? Вдвоём, никого не предупредив? — в том, как он сунул револьвер в кобуру, привычно спрятанную сзади, я прочла хорошо скрываемое бешенство. — В ваших головах есть хоть капля мозгов, или они служат вам исключительно для того, чтобы вы могли нацепить на них новые шляпки?

Я молчала. Ни капельки не обидевшись, понимая и признавая всю справедливость его обвинений.

Должно быть, именно это Гэбриэл и прочёл в моём молчании. Во всяком случае, когда он повторно прошёл мимо нас к Элизабет, голос его явно смягчился.

— Две самые бедовые девицы страны, — устало бросил хозяин Хепберн-парка, быстрым движением снимая свой шейный платок. Бережно обмотав им шею Лиззи, перевязав раны, подхватил окровавленную девушку на руки. — За мной.

Цепляясь друг за дружку, мы с Рэйчел поспешно поднялись на ноги, чтобы устремиться за ним: Гэбриэл уже быстро шёл мимо памятников, неся Элизабет легко, как пушинку.

Только сейчас я поняла, что туман вокруг сделался куда менее густым, чем был несколькими минутами ранее.

— Она жива? — обеспокоенно спросила Рэйчел, вышагивая подле меня.

— Вампиры редко доводят дело до конца. Они не пьют мёртвую кровь. Однако после укуса их жертвы долгое время не способны очнуться, и без помощи со стороны они просто умирают от полученных ран и кровопотери. — Гэбриэл говорил сухо, сдержанно, очень спокойно. — Полагаю, вы начали своё приключение с визита в дом мисс Гринхауз?

— Да.

— Добирались верхом? Проезжали по дороге мимо кладбища?

— Да…

— Вампиры слышат далеко. Ваше появление поблизости отвлекло его во время кормления, и он бросил жертву, чтобы выследить вас. Иначе, насытившись, он спрятал бы её в саркофаг в ближайшем склепе, где она и истекла бы кровью. Вампиры в этом плане чистоплотные, как кошки, на видном месте отходы своей мертводеятельности не оставляют.

Наверное, именно облегчение при мысли, что Элизабет жива, позволило мне наконец вновь подумать о вопросах, вертевшихся в моей голове.

Итак, Гэбриэл Форбиден — не оборотень. Как ни странно, я не могла сказать, что испытала облегчение по этому поводу: ситуация не слишком к тому располагала.

Но если он не оборотень, кто же он?

— Почему Элиот не узнал меня? — медленно спросила я. Почему-то совсем не о том, о чем хотелось спросить в первую очередь.

Впрочем, трудно было с ходу выбрать один вопрос из всех тех, что отчаянно желали быть заданными.

— Его память мертва. Его личность мертва. Эта тварь — не тот бедный старик, которого вы любили. Всё, что от него осталось, — мёртвая оболочка, жаждущая крови. Всё равно чьей. Впрочем, невинные дурёхи вроде вас для вампиров — десерт и основное блюдо в одном лице. Даже между ребёнком и юной девственницей они выберут последнюю.

О вампирах он говорил почти равнодушно. Как о чём-то совершенно обыденном, о чём-то, с чем он сталкивался не раз и не два… И неожиданная догадка, промелькнувшая у меня в этот миг, разом расставила по местам очень многое.

«Мне посчастливилось некогда иметь с Инквизицией слишком близкое знакомство», — сказал он мне однажды. Здесь, на этом самом кладбище.

Что заставило меня сделать из этих слов единственно тот вывод, что я сделала? Вывод, теперь казавшийся таким нелепым?

— Почему? — спросила Рэйчел.

— Вампирскому зову вы подчиняетесь так же легко, как дети. Увы, возможности поболтать по душам с каким-нибудь вампиром, вызнав его пристрастия, у нас не было, ибо дара нормальной речи они лишаются вместе с жизнью, — однако мы полагали, что для вампиров детская кровь уступает по вкусовым качествам крови созревших, но нетронутых девушек. Взрослых людей проще усыпить, чем подчинить, а соблюдать осторожность — один из основных инстинктов любого вампира. Они никогда не устраивают бойни и не убивают так, чтобы их жертв легко можно было обнаружить. Усыпить всех, чтобы беспрепятственно заманить в ловушку самый лакомый кусочек, — другое дело.

— Вы полагали? Кто «вы»?

Он не ответил: просто вышел за кладбищенские ворота, наконец покинув территорию мёртвых.

— Полагаю, её дом недалеко, — бросил он, удобнее перехватывая Элизабет, безвольно обмякшую в его руках. — Показывайте путь.

Я устремилась вперёд, увлекая за собой Рэйчел — мы снова шли под руку. Меряя торопливыми шагами дорогу, произнесла, не оборачиваясь:

— Вы знаете, что нас сюда привело. Но что вы здесь делали?

Гэбриэл отозвался не сразу.

— Проявлял чистый альтруизм. Решил тряхнуть стариной. Собственными руками портил себе заслуженный отдых. Выбирайте любое объяснение из трёх, какое вам больше нравится.

В его словах прозвучало некое мрачное, циничное веселье.

«И вы постоянно носите с собой револьвер?»

«Почти. Старая привычка».

Головоломка, щёлкнув, сложилась сама собой, обратив мою догадку в уверенность.

О, боги. Я так отчаянно пыталась понять, кем же на самом деле является хозяин Хепберн-парка, — и всё это время думала о другой стороне медали… считая монстром того, кто в действительности с ними боролся.