Лунный ветер - Евгения Сафонова

Поэтому, когда всё было кончено и Гэбриэл, выйдя из низкой двери крипты, аккуратно затворил её за собой — кола в его руках не было, а камень погас сразу же, стоило его владельцу вновь оказаться под небом, — я встретила его словами, которые он вряд ли хотел бы услышать. Тем более сейчас.

— Вы сказали, вы не хотите воскрешать прошлое. Но я хочу знать, — без обиняков произнесла я. — Теперь, когда я уверилась, что всё, что я думала о вас, — неправда, я хочу знать правду. Как вы перестали быть Инквизитором. Где ваш ребёнок. И… как умерла ваша жена.

Он приблизился ко мне. Застыл напротив, в шаге или двух, заслонив собою туман, не выразив ни малейшего удивления. Конечно: он ведь наверняка догадывался о той моей ночной прогулке.

И хотя я почти не надеялась, что он поддержит этот разговор здесь и сейчас, в обстановке, крайне мало к тому располагавшей, он всё же его поддержал:

— А что же, позвольте спросить, вы думали?

Он задал вопрос тихо, почти шёпотом… но я, не обманываясь этой тишиной, в кои-то веки побоялась поднять взгляд на его лицо.

Вот и настал час твоей расплаты, Ребекка. За глупость тоже приходится платить. И пусть солгать ему было бы так просто — казалось, что просто, — на ложь ты тоже не имеешь права.

Тем, кого любят, не лгут.

— Я думала, вы оборотень. Думала, вы убили Элиота и свою жену и хотели… хотели съесть меня.

Произнесённые вслух, слова моего покаяния прозвучали ещё более жалко, чем в моём сознании.

Наверное, именно поэтому я совершенно не удивилась, когда воцарившуюся тишину разбил его хохот.

— Так я был прав, — выдохнул Гэбриэл сквозь смех. — Всё-таки тёмный принц.

От удивления — смысл его последней фразы остался для меня совершенно неясен — я всё же подняла голову, встретив его взгляд.

В ночи мне трудно было рассмотреть выражение его глаз, но выражение его лица заставило меня нервно сглотнуть.

— Видите ли, — продолжил Гэбриэл, и в голосе его ещё плескались отзвуки холодного смеха, — я всё гадал, с чего прелестное создание вроде вас так заинтересовалось потрёпанной личностью вроде меня. Поскольку моя внешняя и внутренняя привлекательность в ваших глазах представлялась мне весьма сомнительной, я искал причины в ином. И, как теперь выяснилось, не прогадал. Не знаю уж, что заставляет юных дев видеть притягательность в зле и грезить об обаятельных демонах, однако за свою жизнь я сталкивался с этим не раз. — Даже в темноте я увидела, как презрительно дёрнулся уголок его рта. — Что ж, поздравляю. Вы превзошли все мои ожидания. Я полагал, вы считаете меня кем-то вроде мистера Рочестера, а сами жаждете стать великим сыщиком, раскрыв, куда именно я припрятал свою сумасшедшую супругу, но оборотень?.. — Он лениво сомкнул ладони в хлопке — раз, другой, третий, одаривая меня саркастичными аплодисментами. — Браво.

Я хотела возразить, хотела сказать, что всё совершенно не так, но слова отчего-то отказались идти на язык. Да и было ли всё в действительности совершенно не так? Вызвал бы новый сосед у меня такой интерес, не придумай я самой себе страшную сказку про оборотня, героиней которой мне так хотелось оказаться?..

— Значит, хотите знать правду. — Шагнув вперёд, Гэбриэл упёр руку в стену рядом с моим лицом. — Извольте. Вот история моей жизни, которую вы так жаждали услышать. — Его прищур обжёг меня холодом. — Желторотым юнцом я сбежал на войну. Мне посчастливилось увидеть победу при Ватерлоо и вернуться, отделавшись парой царапин, но продолжать военную карьеру я не пожелал. Вместо этого я решил стать Инквизитором. Мой достопочтенный отец был банкиром, и он с одобрением отнёсся к моему выбору, оплатив моё обучение. По его смерти семейное дело унаследовал мой старший брат, но мне досталась половина состояния… сумма весьма и весьма приличная. Финансовое благополучие в итоге позволило мне добиться руки прелестной девы из семьи обедневших аристократов, завоевавшей моё сердце. — Ядовитая ирония, с которой он говорил об этом, мало вязалась с его словами. — Предоставив моей дражайшей супруге возможность вволю тратить мои деньги и блистать в обществе, сколько её душеньке угодно, сам я вынужден был коротать дни, а порой и ночи на службе. Впрочем, не сказать, чтобы меня это огорчало: светские сборища всегда казались мне пустыми болотами ханжества и лицемерия, и куда больше меня радовали наши уединённые вечера дома, куда я всегда так спешил. Специфичные радости супружеской жизни случались между нами куда реже, чем мне бы хотелось, но я уважал желания жены и не придавал особого значения тому, что желание разделить со мною ложе возникает у неё до прискорбного нечасто. В конце концов, нежной возвышенной леди действительно должно претить это низменное занятие, а мне была противна сама мысль расценивать жену как средство продолжения рода и удовлетворения своих плотских потребностей. Главное в браке — дружба и близость душ, думал я и был абсолютно уверен, что с этим-то у нас всё в полном порядке. — Последние слова сопроводил бесконечно горький смешок, мигом остудивший мои щёки, смущённо запылавшие от его речей. — Карьера моя складывалась, супруга, несмотря на редкость наших попыток обзавестись наследником, всё же обрадовала меня вестью о скором рождении маленького Форбидена, и я считал себя счастливейшим человеком… когда добрые люди вдруг раскрыли мне глаза, что на моей голове давно уже выросла пара прекрасных развесистых рогов, а мой будущий наследник вполне может оказаться не моим.

Гэбриэл замолчал, не то переводя дыхание, не то поглощённый воспоминаниями; и, вспомнив свои давние догадки по этому поводу, я вместо изумления ощутила удовлетворение.

Не зря всё же я тогда акцентировала внимание на его речах об измене…

— Я долго отказывался в это верить, — наконец продолжил он. — Но в конце концов провёл маленькое расследование, благо с моими профессиональными навыками это не составило особого труда. Увы, выяснилось, что доброжелатели были правы. Более того, в действительности моя жена терпеть меня не могла, не уставая тайком жаловаться любовнику и подругам на супруга-мужлана. Я, видите ли, посвящал работе больше времени, чем ей, осчастливившей мой дом своим великосветским присутствием, — а это оскорбляло её тонкую натуру даже при том обстоятельстве, что моей женой она стала исключительно ради моего толстого кошелька. Окрутить дурака вроде меня ей не составило труда, как и обманывать после, создавая иллюзию счастливого брака… благо для счастья мне, чудаку, требовалась не постель, в которой я был ей глубоко противен, а разговоры, совместные выходы в театр и прочая вполне терпимая чепуха. И пусть моя работа давала ей возможность коротать дни и ночи с тем, кто ей действительно мил, моя расстановка приоритетов возмущала её, утверждая в мысли, что не стоило и пытаться проникнуться ко мне нежными чувствами. Впрочем, чего ещё можно было ожидать от презренного буржуа, представителя и выходца из среднего класса. — Он усмехнулся. — Забавно. Я, всегда считавший, что вижу людей насквозь, и успешно подтверждавший это на службе, был так слеп в собственном доме.

Моё удовлетворение сменила горькая жалость, но я не выказала её ни словом, ни жестом, ни взглядом. Гэбриэл Форбиден был не из тех людей, которым нравилось, когда их жалели.