Большие проблемы маленькой блондинки - Галина Владимировна Романова

Она сидела на кровати в шикарном кружевном пеньюаре, опираясь спиной на взбитые подушки. Было ее очень много. Много белого тела, выпирающего сквозь кружевные завязки. Много подбородка, свисающего почти на грудь. Много самой груди, на которой даже Кока сидел бы, как на стуле, чего уж говорить о ребенке. И лицо ее было очень большим, мясистым. И волос, что спадали шикарными локонами на огромные плечи, тоже казалось много.

— Ху из ит?! — Маргарита Павловна пьяно прищурила левый глаз, уставившись на вошедших. — Ты кого приволок мне, скотинка?

— Марго, жаждут, что я мог? — пробормотал Кока, правда, без особого подобострастия, и бочком так, бочком протиснулся к окошку поближе. — Говорят, дело до тебя. Частного характера!

— До завтра никак? — Удобнова капризно выпятила нижнюю губу, повела плечами, удобнее устраиваясь на подушках, и милостиво произнесла: — Ну, излагайте, коли пришли. А ты, Кока, плесни-ка мне коньячку.

— Может, хватит, а?! — Он быстро глянул на нее и тут же отвернулся, но Жанна уловила волну отвращения, которую мальчику не удалось скрыть. — С людьми хотя бы поговори, Марго!

— Ну хорошо, хорошо, малыш. Поговорю. — Она любовно оглядела его узкую спину с совсем крохотной попкой и погрозила пальцем: — У-у, противный! Накажу!

— Меня сейчас вырвет, — вдруг прошептал Щукин прямо на ухо Жанне. — И от пидора этого мокрохвостого, и от телки его. Точно вырвет, может, ты тут одна, а?!

— Нет уж! — свирепо зашипела она ему в ответ. — Давай вместе, вдруг силовые методы нужно будет применять, а одна я что…

Силовых методов не понадобилось. Мадам Удобнова оказалась на редкость словоохотливой дамой и минут тридцать с удовольствием рассказывала, какой сволочью был ее покойный муженек. Марго методично перечисляла все его прегрешения, загибала большие толстые пальцы с длинными пурпурными ногтями, размерами своими напоминающие лепестки пионов. Потом называла по именам всех желающих с ним разделаться, а под конец вдруг сказала:

— Только никто из них Степку не убивал, поверьте.

— Почему это? — встрял Щукин, который во время беседы пялился в толстый ковер под ногами, очевидно, борясь с приступом тошноты.

— Потому что! — хихикнула мадам Удобнова, колыхнувшись вместе с кроватью. — Кока! Налей немедленно, мерзавец, или уволю!.. Кто его боялся, кто не хотел руки об него марать, кому он был выгоден, кому просто необходим… Причин много, поверьте. Грохнули его не свои, это точно!

— А кто? — снова пристал Щукин, с отвращением посматривая на несчастного Коку, который суетился вокруг Маргариты Павловны с бутылкой коньяка, долькой лимона и кусочком сахара.

— А вам что за дело, кто его убил? Вы вообще кто? Я думала, что из газетенки какой-нибудь бульварной, меня тут донимали, да… А вы совершенно неприличные вопросы задаете, прямо как прокуратура. Кока, это кто?! Ты сказал, что визит частного характера, а они вопросы всякие задают!

— На даче вместе с вашим мужем погибла моя жена. — Щукин еле выговорил это, все так же буравя взглядом длинный ворс ручной работы. — Их сожгли, как поросят, понимаете?! Сначала опоили вином со снотворным, а потом сожгли, как свиней!!!

Маргарита Павловна мгновенно помрачнела. Будто огромная туча накрыла ее огромное чело, настолько оно стало хмурым. И даже рюмку коньяка не приняла из услужливых рук Коки. Тот, бедный, так и замер, полусогнувшись, с рюмкой в одной руке и куском сахара и лимонным ломтиком в другой.

— Та-ак! Это ты и есть муж той самой сучки, что с моим Степкой таскалась?! Понятно… — Ноздри Удобновой гневно раздулись, соперничая в размерах с водостоком в ванной. — А чего сюда-то приперлись, а?! Что еще нужно?! Нервы мне помотать?!

С чего-то гневливость ее не показалась Жанне очень уж искренней. Может, и злилась Марго, но совсем не из-за ревности. А по какой-то другой причине, непонятной окружающим. Разве что Коке, потому как тот покосился на покровительницу, сморщился и не без раздражения попросил:

— Марго! Не переигрывай! Не нужно. Плевать же ты хотела и на Степку своего, и на баб его. Чего выделываться!

— С чего это мне плевать?! Почему это мне плевать?! — попыталась Удобнова возмутиться и даже предприняла попытку привстать с кровати, но огромное тело тут же опрокинуло ее обратно. И Маргарита Павловна завопила уже из подушек: — С чего это мне должно быть плевать, а?!

— С того, что у тебя есть я, — кротко ответил узкоплечий красавчик и заученно улыбнулся ей одними губами.

Тут же втиснул в ее огромную лапу рюмку с коньяком. Дождался, пока Удобнова выпьет. Зашвырнул в ее раскрытый рот ломтик лимона, следом отправил кусочек сахара, брезгливо прикрыл ей рот, подтолкнув под подбородок, и снова повторил:

— Ты же меня обожаешь, Марго! А до Степки тебе никогда не было дела. И до девки той, хоть ты и бесилась. Только разве она была замужем? Или я что-то путаю?

— Да! Светка — шалава — незамужняя была вроде! Откуда у нее мужику было взяться, да еще такому… — Она предприняла попытку пострелять глазами в сторону Щукина, отчего того передернуло. — Такому красавчику…

По сценарию Кока должен был начать ревновать. Дико, безудержно ревновать свою матрону к вновь прибывшему претенденту на место подле ее огромного белого тела. Он и начал — с глубоким усталым вздохом. Отворачивался, гневался, шипел что-то неразборчивое.

Маргарита Павловна осталась довольна. Сразу посветлела ликом, подобрела, тут еще действие горячительного подоспело.

— Ладно, ладно, не психуй. Никто мне, кроме тебя, не нужен.

Жанна пропустила мимо ушей чертыхание Щукина и, решив, что пора решительных действий давно настала, произнесла:

— На вашей даче, Маргарита Павловна, сгорела не Светлана Светина.

Огромный рот Удобновой снова раскрылся, будто подпол.

— А кто же там сгорел?! — это уже Кока проявил заинтересованность. — По официальной версии…

— Официальная версия с тех пор несколько пересмотрена, — перебила Жанна, она не хотела вступать с ним в беседу, очень уж неприятен ей был этот молодой человек.

Представить себе своих подросших сыновей в подобном услужении было смерти подобно. Как же остро нужно нуждаться, чтобы так…

— Как звали девку? — насупила брови-гусеницы Удобнова Маргарита Павловна, уставилась на Щукина и чуть смягчила тон: — Как звали твою жену, красавчик?

— Тамара.

Ох как не хотелось Стасу перед ними перетряхивать ее да и свое тоже нижнее белье! Ох как не хотелось! Все равно что посреди улицы Томку из гроба вышвырнуть и труп ее начать пинать, но иного выхода не было.

— Тамма-а-ра-аа!!! Там сгорела Томка?! На моей даче сгорела Томка?!

Огромное лицо Маргариты Павловны побагровело, и она, высоко и шумно вздымая грудью, принялась хватать ртом воздух. Большие толстые пальцы ее комкали кружевной пеньюар возле горла, силясь развязать тонкие ажурные шнурки, но только еще туже затягивали их. И тут вдруг коленки ее заходили, заплясали, приподнимая бугром одеяло и производя чудовищный грохот. Будто кровать подпрыгивала вместе с ней, будто сам дом заходил ходуном от силы ее гнева, потрясения или еще чего — пойди разберись.