Сила, способная изменить мир. Душа - Элиза Полуночная

фехтовании. Это напоминало мне о детстве и тех временах, когда получить подзатыльник за шалость от отца было самой большой и страшной проблемой.

В один из таких вечеров на наш костёр набрели кочевники. Высокие, смуглокожие, в необычной одежде с геометрическими узорами. Юдеи — так называлось это племя морских кочевников. Орда крылатых демонов разгромила их корабли недалеко от побережья Артемиса. Выжило лишь полтора десятка человек. Им некуда было идти, а мы не возражали, если к нам присоединятся ещё несколько пар рук, способных держать оружие. Юдеи отлично обращались с луками, копьями и гарпунами. Я уже не помню имён большинства из них, но одна из женщин осталась в памяти навсегда. Кталха — молодая шаманка, способная договариваться с ветром. В морских путешествиях юдеям это помогало покрывать большие расстояния, а в нашем путешествии ветра стали разведчиками, позволяющими избегать встреч с большими отрядами демонов.

Кталха была юна, амбициозна и очень красива. Кассий сразу обратил на неё внимание, однако Кталха, помимо прочих достоинств, была умна и хитра. Страшное сочетание качеств для привлекательной женщины. Признаться, по первости я тоже увлёкся её необычной красотой и почти звериной пластикой движений, но видя, как глубоко она запала в сердце Кассия, решил отступить, чтобы не мешать лучшему другу.

За неимением других развлечений после напряженного дня мы с Рунартом частенько подтрунивали над влюбленным Кассием, который старался завоевать сердце своей зазнобы. Казалось бы, ну что такого романтичного можно сделать для женщины в условиях войны, однако Кассий был настроен решительно. По вечерам он собирал ей букетики полевых цветов, помогал донести котелок или собирал по берегам рек осколки природного кварца, сердолика и агата, чтобы выточить бусины для украшений. Если бы я тогда знал о том, что уже скоро сам буду таким же влюбленным глупцом…

Примерно в это же время я нашел в лесу орла с перебитым крылом. Уж не знаю, кто ранил птицу: демон или человек. У меня рука не поднялась добить пернатого страдальца. Когда я принёс орла в лагерь, никто не упрекнул меня в том, что это ещё один рот, который нужно кормить, причём мясом или, на крайний случай, рыбой. Увы, в те дни мы и сами не всегда ели досыта. Рунарт, как мог, обработал рану и перевязал крыло.

Для многих Второе Вторжение — великое горе. Я не знаю никого, кто не потерял бы родных и близких. Я знал многих, кто не пережил то время. И всё же именно тогда я стал тем, кто я есть. Именно благодаря разлому между мирами и ордам демонов, рыскающих по Акрасии, я обрёл друзей, с которыми бок о бок прошел через множество битв. Хаос и разрушения возвысили меня, сделав королём и эсдо. Кем бы я стал, не случись вторжения?

Многие думают, что семеро эсдо были дружны между собой ещё до битвы на Выжженной пустоши, однако, это не так. Некоторых из них я тогда увидел впервые. Первым из будущих эсдо я встретил Калатура.

Отряд гномов мы повстречали возле реки Цнар. Они искали брод, так как мост был разрушен. Удивительно, как война стирает условности. Мы сражались с демонами, они тоже, и одного этого было достаточно, чтобы объединиться.

Калатур был старшим в отряде. До вторжения демонов он был простым кузнецом, после возглавил отряд мстителей. Подгорный город в Йоне, где жили все гномы, был почти полностью уничтожен. Так же, как и мы, они потеряли всё и искали отмщения. Помню, как впервые увидел густую седую бороду Калатура, заплетённую в толстую косу с какими-то металлическими кольцами, и мне стало неловко за тот жалкий пушок, покрывающий мои щёки и подбородок. К счастью, с годами мне удалось отрастить пусть и не такую величественную, но весьма красивую бороду.

Коренастые гномы всегда поражали меня своей выносливостью и невероятным жизнелюбием. А ещё способностью делать эль из всего, что попадалось под руку. Казалось, их жизнь состоит из работы, застолий и сна в равных частях, хотя эль частенько перевешивал. Даже потеряв дом и родных, они не потеряли тягу к жизни. Глядя на их неуемный оптимизм и готовность колотить демонов молотами день и ночь напролёт, будучи трезвыми или вдрызг пьяными, я и сам чувствовал прилив какой-то странной силы воли и предвкушение грядущих сражений.

Среди прочих гномов мне больше всего запомнились младшие братья Калатура: Троин и Гроин и его лучший друг Фарин. Эти четверо всегда держались друг друга, даже в пылу битвы. Увы, Фарин погиб в битве на Выжженой пустоши, так и не увидев нашу победу. Из переписки с Калатуром я узнал, что сына Фарина — Вахантура — оставшегося сиротой, тот взял в преемники.

Намного чаще я вспоминаю спокойные вечера, нежели битвы с демонами. Пусть менестрели сочинили огромное множество баллад о прошедших сражениях, для меня они все словно на одно лицо: крики, звон оружия, брызги крови. Потом приходилось копать могилы, чтобы похоронить павших, и отмывать кровь с лица, рук и одежды. Если никто не погиб — хорошо. Если есть где отмыть кровь — ещё лучше. В те дни смерть воспринималась как-то просто, я бы даже сказал обыденно. Вечером вы поёте вместе песню у костра и тянете яблочную бражку, которую приготовил Калатур, а уже в полдень следующего дня приходится втыкать крест в бугорок земли, где покоится изувеченное тело. Возможно, завтра будут хоронить тебя. Если останется кто-то, кто погребёт тела.

Ещё после той ночи в Леонхольде я перестал бояться смерти. Я не искал её, но не и не страшился. В битвах я чувствовал её гнилостный запах и незримое присутствие, но она как будто была не со мной. Я понимал, что могу умереть в любой момент, и надеялся, что погибну в бою, убив как можно больше демонов. Я не цеплялся ни за что в этом мире. Все мои пожитки либо были на мне, либо умещались в походном мешке. Доставшийся в наследство от погибшего незнакомца меч — я благородно упокоил его останки — да подаренный бабкой оберег были самым ценным моим имуществом.

Орёл к тому моменту уже поправился и встал на крыло, но по какой-то птичьей прихоти не улетал далеко, спускаясь с неба, когда мы разбивали лагерь, неизменно садясь мне на плечо. Кассий дал ему имя Хорн. Я решил, что этот вариант ничуть не хуже и не лучше, чем любой другой, хотя до последнего не хотел давать птице имя. Не хотелось привязываться к тому, кого легко могут убить.

Хорн,