Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг. - Татьяна Горяева

5 марта 1919 г. из состава ЦК партии было избрано Политбюро, которое мыслилось Лениным как мозговой центр партии и руководитель всей ее жизни — политической, экономической, культурной. Для текущей работы образуются Оргбюро и Секретариат, на заседаниях которых готовятся и принимаются важнейшие решения, осуществляются кадровые назначения и реорганизация учреждений. В 1920 г. в структуре ЦК был образован Отдел агитации и пропаганды (Агитпроп), призванный вырабатывать стратегию и тактику общественно-политической и культурной жизни партии и страны. Агитпроп пережил несколько этапов реорганизации: в 1920–1924 гг.; 1924–1928 гг.; 1929–1933 гг.; 1934–1935 гг.; 1935–1939 гг. и в 1939–1947 гг. Эти реорганизации, различные по значимости, были следствием тех изменений в политической структуре власти, которые требовали перестройки идеологической работы. Наиболее разветвленной структурой ЦК отличался в период с 1935 по 1939 г., когда существовали пять его самостоятельных отделов: партийной пропаганды и агитации, печати и издательств, культурно-просветительной работы, науки, школ. Именно в моменты наиболее жестоких политических схваток на пути к полной концентрации власти И.В. Сталиным шло значительное расширение и специализация функциональных отделов Ц.К. Значение самостоятельных направлений приобретают проблемы образования, культурно-просветительной работы, издательской политики, науки. Все многочисленные преобразования в структуре ЦК ВКП(б) логически завершились в 1939 г., когда выполнение основных идеологических функций сконцентрировалось в Управлении политагитации (УПА) ЦК.

Важнейшим элементом в системе советской политической цензуры на раннем этапе ее существования, ее ядром и опорой являлись чрезвычайные, возникшие в целях охраны завоеваний революции, а впоследствии постоянные репрессивные органы. Уже указывалось на организационную связь цензуры с ВЧК/ГПУ/ОГПУ. Давление на интеллигенцию осуществлялось не только с помощью таких «невинных» мер, как подкуп, шантаж, запугивание, организуемые травли, но и путем прямых репрессий. О жуткой и невыносимо тягостной обстановке постоянной опасности арестов ОПОЯЗовцев, Серапионов, завсегдатаев Дома искусства в Ленинграде вспоминает в «Эпилоге» В. Каверин. Б. Эйхенбаум в своем дневнике от 20 августа 1921 г. пишет: «В городе аресты (Лосский, Лапшин, Харитонов, Волковысский, Замятин)»{348}.

Позднее репрессивные меры применялись по отношению к членам гонимых литературно-художественных обществ, например ВОЛЬФИЛ. В 1926 г. Е. Васильева за свои занятия антропософией была арестована и отправлена в ссылку, где и умерла в 1928 г.{349}

О роли и месте ГПУ в разворачивающейся борьбе с внутренними идеологическими врагами свидетельствует докладная записка 1921 г. особоуполномоченного ГПУ Я. Агранова председателю ГПУ Ф. Дзержинскому «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». В ней говорится об опасности консолидации буржуазных и мелкобуржуазных сил в обстановке нэпа: «Антисоветская интеллигенция широко использует открывшиеся ей возможностью организации и собирания своих сил, созданной мирным курсом Советской власти и ослаблением деятельности репрессивных органов»{350}. При этом главным тревожным симптомом, но мнению Агранова, являлось образование всевозможных творческих, свободных объединений и организаций (научных, экономических, религиозных и др.), которые на самом деле вели контрреволюционную борьбу, выбрав для нее ареной высшие учебные заведения, различные общества, печать, всякого рода ведомственные съезды, театр, кооперацию, тресты, торговые учреждения, религиозные организации. Автор записки указал два основных направления «антисоветской борьбы»: первое — борьба за «автономию» высшей школы и второе — за улучшение материального положения профессуры и студенчества. Борьба за «автономию», считал он, является не чем иным, как борьбой против влияния в высшей школе коммунистической партии и классового принципа — в школе. «“Контрреволюционные” элементы в высшей школе создают благоприятную почву для воспитания студенчества в антикоммунистическом и антисоветском» настроениях, используя это в «качестве орудия политической борьбы». Главное обвинение было направлено против руководства и профессуры Московского университета и Высшего технического училища{351}.

Подобным обвинениям подверглись общественные организации и объединения (научные, торгово-промышленные, культурные и проч.), которые, по мнению того же ГПУ, являлись убежищами для «уцелевших от разгрома революции антисоветских элементов», «не проявивших себя активно в первые годы советской власти и потому нетронутых карательными органами»{352}. Отмечалась смена настроений и позиций в этих организациях, которые, как, например, Пироговское общество, существующее полуофициально, имели «тенденцию играть традиционную роль искусно прикрытой оппозиции против советской власти»{353}. При этом специально подчеркивалось, что главная беда — «в отсутствии порядка и неразбериха регистрации частных обществ: в то время, как одно Ведомство не разрешает открытие какого-либо общества, другое регистрирует то же общество»{354}. Это положение было вскоре изменено. 3 августа 1922 г. было принято постановление ВЦИК и СНК «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и порядке надзора за ними», а также инструкция о подготовке документов к регистрации, проводившейся НКВД совместно с ОПТУ{355}. Отрицательно характеризовалась деятельность частных издательств и периодической печати (журналы «Экономист», «Экономическое возрождение», «Летопись Дома литераторов», журнал Пироговского общества и др.), которые дали, по выражению автора записки, «в руки антисоветской интеллигенции могучее орудие борьбы, которым она не преминула воспользоваться». Подчеркивалось, что частная печать дает возможность объединяться вокруг печатных органов определенным антисоветски настроенным кругам: в «издательстве “За друга” члены партии к.-с. Мельгунов, Мякотин, Пошехонов, в издательстве “Берег” — члены ЦК партии кадетов, бывшие члены тактического центра, национального центра, совета обществ, привлекавшиеся к суду в 1920 г., издательство “Книга” находится в руках меньшевиков. Это приводит не только к определенной их активизации, но и “наводняет рынок антикоммунистической литературой, поповско-мистическими изданиями и разного рода порнографией”»{356}. Подверглись обвинениям в антисоветских выступлениях также такие центральные ведомства, как Наркомзем и Наркомздрав. Ведущим оплотом контрреволюции были названы кооперация, где «слишком мало коммунистов» и слишком много материальных средств, и религия, в вопросах которой «высшая черносотенная интеллигенция, как духовная, так и из числа верующих мирян, заметно оживилась и подготовляет почву для создания фронта по борьбе с атеизмом» и изъятием церковных ценностей{357}.