Дружина Окаянного князя - Илья Куликов

Ляшко с улыбкой выпил свой кубок.

– Ну, княже, пошли Господь тебе наследника! А вообще-то, коли быть правдивым, то я, конечно, не сильно опасаюсь новгородцев. А весть эту кто принёс?

– Елович! Он же с Киева приехал. Сегодня сколотят столы и всё уставят мёдом. Все запасы мёда пусть выставят. Я хочу праздновать!

Ляшко сел рядом со Святополком. Как-то мне не по себе, подумал воевода. Негоже это – прямо перед носом ворогов пиры закатывать. Князь Владимир всегда говорил, что безрассудство – главная погибель. Святослав Неистовый именно из-за безрассудства своего погиб. Но что тут скажешь – коли княгиня и впрямь в тяжести, как тут не возрадоваться! Даже Владимир Святославович поднёс бы каждому воину по чарке, а у него детей вон сколько было. Что уж говорить про Святополка.

Новгородцы многочисленны, но в их стане воинов мало. Только дружина и варяги представляют опасность, всё остальное войско в лаптях. Сапог, и то на всех нет. Лапотное войско – не чета киевской рати, где самый последний воин в шатре спит и мечом опоясан.

* * *

Вечерело. Солнце скрылось, но свет от костров хорошо освещал пирующих. Князь Святополк сидел за столом в окружении воевод и простых ратников. Со всех сторон только и слышались радостные крики.

– Слава князю Святополку! Да пошлёт ему Господь наследника!

Князь встал и поднял свой кубок, который был до краёв наполнен хмельным мёдом.

– Воины, делить с вами радость для меня честь! Елович, встань со своего места. Что-то ты далеко от меня сидишь! Садись-ка рядышком. Ты мне радостную весть принёс из Киева.

Боярин Елович подошёл к князю, и все, расступившись, освободили ему место. Что говорить, но ближника князя Владимира уважали.

– А я вот, князь, – сказал боярин Елович, – одного хочу – жизнь за тебя отдать. Я, может сейчас кто скажет, и стар, и, может, полжизни в язычестве провёл, но, видимо, такой я. Хочу, как и предки мои, найти смерть в бою!

– Не язычество это, – сказал Святополк, – доблесть это, и за это я тебя люблю. Ты истинный воин!

Ляшко отодвинул от себя кубок. Всё, хватит, подумал воевода. Я и так выпил сегодня вдоволь. Нельзя вот так беспечно пировать прямо перед ворогами.

– А чего ты, воевода, не пьёшь? – спросил у Ляшко один из воинов, годами ещё не зрелый и, видимо, лишь родом своим прославленный. – Чего твой кубок пуст? Может, мёд кончился?

– А ты, я так посмотрю, храбрый и удалой? Только на пиру чарку опустошаешь или в битве тоже? Как тебя звать-то?

– Алексеем.

В это время боярин Елович вылез из-за стола и вместе с группой пьяных воинов отправился к реке.

– Вот что, Лёшка, – сказал воевода Ляшко, – ты уж прости, что я к тебе по-славянски, ты ступай-ка за боярином Еловичем и посмотри, куда и для чего он пошёл. Понял?

Алексей послушно встал из-за стола и пошёл за боярином, который вместе с воинами шагал к реке.

– Зачем вы пришли сюда со своим хромым князем? – громким голосом закричал боярин Елович. – Чего вам здесь надобно? Могли бы не ходить так далеко. Мы сами к вам весной пришли бы! Ваше дело плотничать, а не сражаться!

Воины, пришедшие рядом с Еловичем, который еле стоял на ногах, тоже стали выкрикивать в сторону новгородцев разные обидные слова.

– Плотники и древопоклонники! Тьфу!

– Завтра мы будем на вашей стороне! – послышался крик со стороны новгородцев. – Мы будем пировать на ваших костях!

– Как бы не так, – крикнул в ответ боярин Елович, – вам ещё надо мост навести, чтобы нам весной проще было к вам идти. Вы плотники умелые – от вас не убудет.

Алексей, с улыбкой послушав, как боярин Елович и пьяные воины перекрикиваются с новгородцами, вернулся к Ляшко.

– Воевода, Елович там с новгородцами лается.

Ляшко невольно скривился. Что-то, видно, рассудок у Еловича совсем иссох от старости. Вроде уже старец, а словно юнец пошёл кривляться. Видно, и впрямь старик хочет смерть в бою найти, да только не сюда он приехал.

Не будет боя. Будем ждать, когда Ярослав уберётся со своими людьми.

Ляшко наполнил свой кубок мёдом и, поднявшись, громко сказал:

– Княже, пью свой кубок за тебя и за твоих предков. Пусть слава их будет тобой преувеличена!

– Да! Да! Пусть будет преувеличена! Пусть по всему миру вспомнят о нас! Пусть щит князя русов будет прибит на вратах Царьграда! – поддержали его воины, опустошая свои кубки.

* * *

В шатре у князя Ярослава собрались его ближники, Буй, Зозуля и Ульян. Князь внимательно посмотрел на киевлян и новгородца и улыбнулся. Ну и собралась у меня в шатре компания. Все словно змеи, один другого ядовитей.

– Так значит, условный знак – если боярин Елович начнёт похваляться с того берега и подзадоривать нас? – спросил князь Ярослав.

– Верно, – ответил Ульян, – так и уговорились с ним.

Ярослав встал со скамьи, на которой сидел, и вышел из шатра. Несмотря на то что было уже темно, со всех сторон только и слышались крики. Раззадоренные новгородцы, дружинники и варяги жаждали сражения.

– Они над нами уже во хмелю потешаются, – услышал князь Ярослав голос одного из воинов, – у них к нам нет ни страха, ни уважения! Братцы, да чего мы медлим – нас в четыре раза больше!

– Кто с нами на тот берег не пойдёт, того смерти предадим, – кричал другой дружинник, – чего мы тут сидим? Чего ждём? Уже готовы плоты и лодки, осталось лишь отвагу проявить.

Ярослав понимал, что даже если он обратится сейчас к своим людям, то едва ли те его послушают.

– Что думаешь, Будый? – спросил князь у своего пестуна.

– А чего думать-то? Мы не этого разве ждали? Судя по всему, можно сейчас нападать, раз уж киевляне во хмелю к нам браниться ходят.

– А не этого ли от нас и ждут на том берегу? Не хитро ли это расставленные сети? – спросил князь Ярослав.

– А даже коли так, то всё равно мы войско в повиновении не удержим. Люди голодные, злые, больные и помышляют лишь о том, как бы поскорей всё это закончилось.

В это время к князю Ярославу и его ближникам сквозь толпу воинов прорвался конунг Эймунд.

– Конунг Ярсфельд, настало время проявить отвагу! Дай команду к бою.

– Нет, – сказал Ярослав, – сначала пусть каждый повяжет на голову тряпку.

Будый и конунг Эймунд переглянулись, а стоящий рядом воевода Медведко рассмеялся.

– Это для чего же?

– Чтобы в жаре битвы своих же не порубить, – ответил князь Ярослав, – пусть каждый воин оденет на голову тряпку, и тогда начнём сражение! Завтра я буду на другой стороне Днепра, а кто останется на этой, того убьём как изменника!

Услышав слова князя, воины закричали.