Долг оплачен - Татьяна Анина

На нас были лёгкие трикотажные костюмы, как любил мой муж. Светлые и мягкие. Ходили мы босиком. Оказалось, мне даже полы мыть не надо, всё делают наёмные люди.

Благодать то какая!

Я вытирала влажные волосы полотенцем и вставала на цыпочки, чтобы заглянуть, что там в холодильнике есть вкусненького.

— Нет. Давай бутерброды.

— На ночь бутерброды мы не будем есть. А любишь пирожки с капустой?

— Пирожки очень, — ответила я.

— Тогда будем делать пирог с готовой тушёной капустой.

— Я не умею, — растерялась я, растягивая полотенце на спинке стула.

— Сейчас научу.

Он стал готовить. А я с любопытством следила за его действиями. Мне была выделена своя роль, разбивать яйца в отдельную миску. С такой задачей я справилась и даже венчиком взбила. В кастрюльку с тушёной капустой Санчес добавил муку и специи, залил это всё яйцами.

— Я хочу на тебя запрыгнуть, — сказала я, тая от своего хозяйственного мужа.

— Давай, — поманил меня рукой и улыбнулся.

Я с разбега запрыгнула ему на спину, обхватила руками и ногами. Стала следить за процессом.

— Его запекают? — наморщилась, пока Санчес не видит. Тесто выглядело не очень аппетитно.

— Двадцать минут на сковородке, потом с помощью тарелки перевернём и ещё минут десять потомим.

— Двадцать минут, — шептала я в его ухо. — Санчес, за двадцать минут ты меня успеешь научить чему-нибудь неприличному.

— Это я с удовольствием, — посмеивался сатир. Выкинул тесто на сковородку, посуду грязную сложил в посудомоечную машину и пошагал со мной на спине мыть руки. — Ты такая лёгкая.

— А ты такой сильный.

— Как конь? — он неожиданно подпрыгнул, и я рассмеялась от восторга. — Поржать?

— А у Розы Санчес есть ранчо? — сквозь смех спросила я.

— Есть, — тряхнул чёрной, влажной головой.

— А лошади?

— Есть.

— А мы сможем…

Это сложно. Просить сложно и надеется на счастливое совместное будущее тоже.

— Сможем, девочка моя. Весной, как собирались, — он подхватил мои ноги и побежал в спальню, хорошенько меня тряся.

В магазине бытовой техники мне пришлось снять верхнюю одежду. Мы с Санчесом выбирали кухонный комбайн с тестомесом для тёти Светы, мамы Анжелики. Я не в курсе, зачем я согласилась прийти на праздник, но сатир вроде был не против. Он к выбору подарка подошёл с особой ответственностью, как к выбору жены.

А жену он выбирал тщательно. Почти до тридцати лет прожил, никого к себе в жизнь не пускал. А меня затаскивал силком, потому что выбрал и решения своего менять не собирался.

Вот такой у меня Алехандро замечательный. Стояла, любовалась им.

Пока он терроризировал продавцов-консультантов, я решила позвонить Анжелике. Всё равно встречаться сегодня вечером, надо навести мосты, чтобы не испортить её маме праздник.

Санчес внимательно на меня посмотрел. Бдящий муж. Признался мне, что очень волнуется, что я его младше и могу позариться на ровесников. На это я ему читала статью, оправдывающую мой выбор. Оказалось, девушки, которые в подростковом возрасте лишились отца, на подсознательном уровне выбирают мужчин старше себя.

Отец у меня рано умер, дед ушёл, когда мне было пятнадцать. Так что моё желание быть с мужчиной старше себя на одиннадцать лет, ожидаемо и даже желательно.

Лика ответила почти сразу. По голосу было слышно, что идёт, по отдалённым звукам я догадалась, что по улице.

— Привет, Лика, — вздохнула я.

— Привет, — кинула Анжелика.

— В курсе, что я устроила встречу в отеле? — спросила я и подкусила губу. Если сейчас разругаемся, тестомес остаётся на следующий праздник.

— Влад сообщил. Но я не в обиде. Кеша мне свидание назначил, так что иду прямо сейчас кофе с ним пить.

Ого!

Это круто!

— Мамка твоя настояла, чтобы я с мужем пришла…

— Каким мужем? — ахнула она.

— Я замуж вышла.

— Ничего себе? Когда успела? В тюрьме познакомились? — рассмеялась дрянь.

— Но, — хмыкнула я. — Именно там. Увидимся сегодня.

Я отключила звонок и дунула на вспотевший лоб.

Консультанты были бедные, так много вопросов посыпались на них, бегали, подбирали, всё показывали. Санчес такой сосредоточенный, такой ответственный. Хмурил брови даже тогда, когда коробку упаковывали в подарочную бумагу.

— А ты что думала? Это очень серьёзный агрегат, я всё про него вычитал, — покосился на меня самый прекрасный сатир в мире.

— Балдёжно на тебя просто смотреть, когда ты такой серьёзный.

Он накренился за поцелуем. Я приложила ладонь к его лицу и ответила. Я только во вкус входила супружеской жизни. Мне нравилось абсолютно всё. И то, что он старше привлекало очень сильно. Он всё время меня учил. Целоваться, любить, готовить. Испанскому языку учил, на английском решил со мной разговаривать два часа в день. И пытался понять, куда бы меня повыгодней отправить учиться. И в последнем вопросе опять всплывал его комплекс неполноценности, потому что предполагаемые места моей будущей учёбы сменяли одно другое и высматривался именно процент поступающих юношей. Так и появилась на моём горизонте консерватория.

Но это не решено. У меня ещё есть время подумать до Нового года.

А до Нового года далеко, целый месяц, и он медовый. Как на работу ходить будем, не знаю. Он от меня отлепиться не может, я всё время хочу на ручки.

И вместо того, чтобы походить по магазинам, мы вернулись домой и уже оттуда собрались на день рождения к тёте Свете.

И поехали мы на такси, потому что Санчес решил, что позволит себе выпить.

Добрались до старого района, где я всю жизнь свою прожила и знала его, как свои пять пальцев. Кафе располагалось недалеко от того дома, где я продала квартиру.

Шарики висели на стенах, накрытые столы ломились от закуски. Гости все за сорок и старше. Тамада, женщина тучная у микрофона всех приглашала располагаться. С шутками и прибаутками начала развлекать гостей.

Мы с Санчесом сняли в гардеробе верхнюю одежду. Пришли на праздник достаточно скромно. В джинсах. Муж мой в красивом джемпере светло-зелёного цвета, что усиливал серую поволоку в его глазах, и они неожиданно изменили оттенок. А я в белой блузке, не накрашенная с хвостиком на макушке.

Тётки вышли оценивать моего мужчину. Понравился. Целовать полезли моего сатира. Что говорить, он мужчина хоть куда. Не скромничал, но был до неприличия сдержан и не улыбался, уводил взгляд время от времени, когда его сильно осаждали, и крепко держал меня за руку.