Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова - Андрей Венков

Пушки везли до первого оврага, а там поснимали с передков и потянули на лямках. На руках сносили и выносили. И все – бесшумно.

Слева завиднелись, мигнули огнями два хутора. Миновали их безмолвно, крадучись.

Стало светать. Первые встречные стали попадаться на заросшей дороге. Шли они спозаранку поля свои обрабатывать. Так и не дошли…

Бакланов предупредил:

– Упустим хоть одного – тревога на всю Ичкерию.

Пластуны, издали шаги и шорох заслышав, встречных в кустах поджидали и бросались мощно и беззвучно, как тигры. Вот где лезгинские кинжалы пригодились. «Все они были истребляемы по невозможности захватить их в плен», – писал Потто.

Уже при свете вышли к аулу. По свисту, давшему всей колонне знать, что пришли, пластуны и конница остановились, пропуская пехоту, которая разделилась на два рукава и стала охватывать аул со всех сторон.

Чеченцы каким-то чудом эти полчаса ничего не видели и не слышали.

Второй свист, и конница рванулась с места в сторону аула…

Потто описал это событие («истребление» или «разорение») со слов самого Бакланова. Описал очень живо:

«В одну минуту толстые, тяжелые ворота, сорванные с петель, грохнулись наземь, и казаки рассылались по саклям. Горцы, захваченные врасплох, думали спасаться бегством; но, убедившись, что все пути к отступлению отняты, вернулись назад, засели в дома и оборонялись с отчаянным мужеством. Те сакли, которые не были заняты сразу, приходилось брать уже приступом. Чтобы выиграть время и уменьшить потерю, решились прибегнуть к помощи огня, и, действительно, пожар, быстро охватив деревянные здания, скоро заставил чеченцев покинуть их неприступные жилища. Тогда борьба охватила собою все пункты аула. Треск разрушающихся зданий, вопль не успевших выскочить из пламени, отчаянные крики женщин и детей, сновавших в безумном ужасе посреди этих мрачных, обрызганных грязью и кровью теней, – все это составляло такую картину, о которой Яков Петрович никогда не мог вспоминать без содрогания. “Обе стороны, – говорит он, – работали холодным оружием, так как выстрелы в этой толпе поражали бы без разбора и своих, и чужих. Отчаяние придавало горцам неестественную силу. Слабейшие числом, они не раз отбрасывали наших солдат и ставили их в весьма опасное положение. Но к нам подходили подкрепления, и под напором свежих штыков ложились в лоск отважные ахмет-талинцы”.

Яков Петрович сам носился из улицы в улицу, одушевляя солдат везде, где это было нужно, и останавливая кровопролитие там, где оно было бесполезно. Много горянок и несчастных детей было спасено им лично, так как солдаты, отуманенные боем, уже не разбирали больше ни пола, ни возраста… Только немногие малодушные трусы да ветхие старики, которые не смогли зарядить винтовки, отдались в руки победителей, остальное население предпочло погибнуть со славою.

Через полчаса, много через час – все было кончено; но долго еще в различных сторонах аула раздавались одиночные выстрелы, как последние замирающие звуки отгремевшего сражения. Солдаты и казаки с радостными криками рассыпались по пепелищу и забирали все, что уцелело от пламени. Скоро все пленники и пленницы, с остатками их жалкого скарба, собраны были в одну толпу и, окруженные тенгинским баталионом, отправлены на левый берег…»

Перед нами банальная резня, ничем не отличающаяся от резни где-нибудь в древнем мире или в средних веках. Сильнейший, напав врасплох, уничтожает слабейшего. Жесток мир…

Отступали уже по левому берегу, по широкой дороге, по довольно открытой местности. Но и здесь пришлось преодолеть 5–6 оврагов, которые тормозили продвижение всей колонны. Чеченцы, сбежавшиеся со всей Ичкерии, преследовали горячо. Но от Ауховского наиба помощь не подоспела, да и местные некоторые, пропустив русских мимо своего аула или хутора, дальше не шли.

Бой все же разгорелся не на шутку. В авангарде шел подполковник Ктиторов со сводным батальоном. Правой цепью командовал полковник Преображенский, левой – майор Кемпферт, цепи состояли из рот Навагинского полка. В арьергард стал Майдель с 5 ротами «кабардинцев». Отступали перекатами. Конница – 2 эскадрона и 6 сотен – прикрывала, пока пушки не перетащат через овраг, пока пехота цепь по краю оврага не рассыплет, потом на рысях уходила, наводила чеченцев на огонь пехотной цепи, перемахивала через овраг и вновь разворачивалась, пропуская через свои ряды отбегающую пехоту. Так дрались 8 часов, пока не дошли до Герзель-аула.

«Как был велик урон в пехоте, Яков Петрович не помнил, но у него в полку выбыло только 11 человек и до 30 лошадей ранеными. О потере неприятеля нечего и говорить: она была огромна…» Судя по документам полка № 20, умер от ран 24 июня лишь один казак, Авраам Дьячкин, Нижне-Кундрюченской станицы. Остальные, видимо, отделались легкими ранениями.

У русских общая потеря – более 170 человек (12 убитых, 115 раненых, 45 контуженых). Драгуны легко отделались – 3 убитых, 17 раненых. Из офицеров ранение получил лишь один, из Навагинского полка.

Позже, 4 декабря 1848 года, за отличие в набеге на аул Ахмет-Талы, Бакланов «высочайшим» приказом был произведен в подполковники со старшинством с 24 июня 1848 года (приказ по Войску за № 3 объявил об этом лишь 12 января 1849 г.). Эттингеру, отличавшемуся в свои 35 лет сплошной сединой, дали Владимира 4-й степени. Другие участники этого дела тоже получили награды: сотники Поляков и Захаров производились в есаулы, хорунжий Березовский – в сотники, урядники Григорий Стоцкий, Петр Суворов и Михаил Князев – в хорунжие; есаул Абакумов из полка № 40 получил чин войскового старшины. Все – со старшинством с 24 июня 1848 года. Есаул Пушкарев заслужил орден Святой Анны 3-й степени с бантом, хорунжий Фетисов – Святой Анны 4-й степени с надписью: «За храбрость». Всё это «за отличие, мужество и храбрость, оказанные ими в деле против горцев 24 июня того же года при истреблении аула Ахмет-Талы».

Урядники полка № 20 Василий Андреев, Карп Шевцов и приказный Иван Соловьев и урядник полка № 40 Степан Воробьев получили Знаки отличия Военного ордена. Приказы о наградах вышли 25 и 26 ноября 1848 года.

Тогда же и тем же приказом были сняты штрафы с казаков Игната Голицына, Павла Фролова и Фирса Каргина, которые некогда украли у военного поселянина селения Сверликова Романа Бебки разных вещей на 21 рубль 80 копеек, за что были пороты нещадно шпицрутенами и сосланы из родной № 8 батареи в полк к Бакланову. Теперь становились они перед Богом и людьми чисты, вину свою искупили.

Еще позже, 6 сентября 1849 года, получили за ахмет-талинское дело Георгиевские кресты урядник Игнат Сидельников Казанской станицы, казаки Петр Гутков Аксайской станицы, Осип Сударкин Калитвенской станицы и Григорий Шкрылев Маноцкой станицы.

Хорошо отличиться на глазах высшего начальства! Наполеон прямо на поле боя производит отличившихся солдат в офицеры: «Помните, в ранце каждого солдата может быть маршальский жезл!..» Командующий армией в заснеженных полях под Сталинградом раздает уцелевшим бойцам разбитой и раздавленной немецкими танками батареи ордена Боевого Красного Знамени и взволнованно говорит: «Все, что могу… Все, что могу лично…