Италия. История страны - Валерио Линтнер

Что же делали правительство и политические партии посреди этого хаоса? По большей части то же, что и всегда, если не вдаваться в подробности. За христианских демократов стабильно голосовали 38 % избирателей на протяжении 1970-х годов, а рейтинг коммунистической партии постепенно рос, достигнув пика 34, 4 % в 1976 году. Чтобы самим держаться у власти и не пускать туда коммунистов, христианские демократы были вынуждены в течение первой половины десятилетия вступать в разнообразные левоцентристские коалиции с меньшими партиями. Сменилось несколько премьер-министров, самый известный из которых, пожалуй, Джулио Андреотти. Задачу христианских демократов облегчило решение коммунистов вступить в «исторический компромисс» в 1976 году, когда они согласились поддержать правительство национального единства под управлением христианских демократов, не участвуя в парламентском голосовании. Эта договоренность продержалась до 1979 года, когда коммунистическая партия сменила политическую линию и отказалась от молчаливой поддержки. Возможно, коммунистическая партия так и не добилась целей, которые ставил перед ней ее уважаемый лидер Энрико Берлингуэр, но она помогла сохранить стабильность, когда «Красные бригады» бросали самый дерзкий вызов государству. Что касается других партий, то социалисты неизменно набирали около 9 % голосов, а популярность «Итальянского социального движения» к концу десятилетия упала до 5 %. Показательным явлением стало возникновение Радикальной партии Марко Паннеллы, которая получила в 1979 году восемнадцать мест в парламенте и обменяла свои голоса на продвижение радикальной социальной программы. Они также организовали несколько референдумов по некоторым кардинальным вопросам; самой заметной их «победой» была отмена в 1976 году государственной монополии на радиовещание, до того принадлежавшей «Радио Италии». Итальянский эфир тут же наполнили голоса дикторов частных радиостанций, рекламирующие все подряд — от стирального порошка до порнографии.

Однако не все культурные процессы были столь вульгарны, поскольку в послевоенной Италии продолжали процветать искусства. Такие писатели, как Альберто Моравиа и Умберто Эко, приобрели подлинно международную известность. Милан — крупный художественный центр. В Ла Скала и других театрах осуществляются оперные постановки на самом высоком уровне. Дарио Фо и Франка Раме стали крупными и весьма изобретательными «альтернативными» драматургами. Отдельного упоминания заслуживает итальянское кино, которое помимо спагетти-вестернов подарило миру таких великих режиссеров, как Де Сика, Висконти, Росселлини, Антониони, Феллини, Пазолини, Рози, Дзеффирелли и Бертолуччи, и таких звезд, как Анна Маньяни, Софи Лорен и Марчелло Мастрояни.

Большинство итальянцев, наверное, с радостью встретили бы возврат семидесятых. Это были захватывающие годы безрассудства, но они стали также смутными временами беззакония, когда «экономическое чудо» лопнуло как мыльный пузырь, устои общества зашатались и само существование государства оказалось под угрозой.

Начало и середина 1980-х годов, напротив, были довольно спокойным периодом сдержанности и перегруппировки сил после пронесшейся бури. Снижение популярности и влиятельности католической церкви приостановил папа Иоанн Павел II, который, проповедуя консервативное учение, весьма охотно пользовался возможностями, предоставленными новейшими средствами связи, и стал фигурой мирового масштаба; с помощью СМИ за его поездками следили верующие всего мира. Однако в первые годы десятилетия наблюдались постоянные экономические трудности, инфляция в Италии была выше, чем в любой другой крупной стране. «Скользящая шкала» еще действовала, защищая уровень жизни тех, кто трудился в «официальной» экономике, но весь Запад был охвачен муками монетаристских экспериментов и снижением экономического роста.

Однако после 1983 года с приходом правительства Кракси экономика оправилась, и многие ее секторы продемонстрировали на удивление хорошие показатели, дав повод говорить о втором «экономическом чуде». Темпы роста увеличились, инфляция снизилась, и государственные компании сократили свои дефициты. Особенностью экономики был рост «подпольной», или «неформальной» экономики, чья эффективность оценивалась в 20–30 % национального дохода: сказались, быть может, чутье и вкус к импровизации не желающего сидеть сложа руки итальянского народа или упорство, с каким многие итальянцы старой формации противились всякой зависимости от чиновничества. Другой особенностью было появление на сцене крупных предпринимателей, бросивших вызов владевшему «Фиатом» семейству Аньелли. Среди таких нуворишей стоит назвать, например, медиамагната Берлускони (прославившего свое имя с помощью покупки и финансирования футбольной команды «Милан»), Карло де Бенедетти из «Оливетти» и Рауля Гардини («contadino», «крестьянин») из «Ферруцци-Монтедисон». В любом случае, в 1987 году итальянцы гордо совершили экономический «обгон» («il Sorpasso»), когда подушный национальный доход страны официально превысил британский. Италия наконец-то добилась положения крупной экономической державы с местом в «большой семерке» стран, стремившихся к господству в экономике Западного мира. Теперь она уже не была «самой развитой из слаборазвитых стран», как отмечал в конце 1970-х годов экономист Эцио Тарантелл и, позднее убитый «Красными бригадами».

Но при всех достижениях середины восьмидесятых экономическое развитие испытывало предсказуемые трудности. В конце 1980-х годов и в начале 1990-х мировая экономика переживала спад накануне таких событий, как падение коммунизма в Восточной Европе и России, последовавший за этим конец «холодной войны», объединение Германии, бюджетный дефицит США и крах монетаристской экономики. Италия особенно пострадала вследствие слабости и коррумпированности ее политической и бюрократической системы. Более того, правительства Андреотти и Амато были вынуждены ввести драконовские меры налогообложения, урезать государственные расходы и приватизацию, чтобы сократить огромный дефицит государственного сектора. Так, Италия получила право на присоединение к монетарной системе Евросоюза, чье введение было запланировано Маастрихтским договором на начало нового тысячелетия, и удержала свое место в первом дивизионе европейской экономики. Италия стала самой ревностной сторонницей европейской интеграции, видя в ней не только способ укрепления экономических достижений страны и демократии, но и единственный способ модернизации своего архаичного чиновничества и системы иждивенчества («clientelismo»). Так или иначе, на протяжении этого периода росла безработица, снижался уровень жизни, а лиру, как и британский фунт, исключили из механизма регулирования валютных курсов европейской валютной системы в 1992 году.

Рука об руку с экономическим кризисом шел кризис политический, приведший к своеобразной «бархатной революции» на итальянский лад. Общеизвестно, что итальянское общество заражено коррупцией. Делала свое дело мафия, но и политические партии использовали подкуп и взятки; особенно это было распространено среди христианских демократов и социалистов как средство финансирования собственной деятельности и обеспечения лояльности их сторонников (не говоря уже о содержимом карманов партийных функционеров). Вряд ли можно считать простым совпадением, что в Италии, и особенно в Меццоджорно, самый большой процент пенсионеров по нетрудоспособности. Слепцы, работающие шоферами, и безрукие инвалиды, строящие дома, долгое время были предметом ироничных пересудов среди итальянцев. Время от времени обнаруживались и более вопиющие случаи коррупции, демонстрирующие связь политиков с организованной преступностью: например, скандал с «золотыми слитками», разразившийся в 1986 году, или история с раздутыми контрактами, размешенными в государственной железнодорожной корпорации (Ferrovie dello Stato). Казалось, итальянцы смирились с существованием организованной преступности, с политическими интригами, которые олицетворяло вовлечение дискредитированных секретных служб в дело Моро, с «Гладио»[36] и с чудовищно разросшейся бюрократией. Впрочем, несмотря на все эти беды, страна преуспевала.