Дочки-матери. 3-й лишний? - Каролин Эльячефф

«МАТЬ: Ах, если ты предпочитаешь говорить со мной в таком тоне, ты не любишь меня так, как мне бы хотелось. Я не собираюсь отдавать вам никаких приказов, дочь моя; я – ваш друг, а вы – мой, и, если вы воспринимаете меня иначе, мне нечего вам больше сказать.

ДОЧЬ: Ну что вы, мама, конечно, нет, вы меня растрогали, я просто таю от нежности. Так что же это за обещание, которое вы у меня просите? Я заранее даю вам согласие.

МАТЬ: Подойди, я обниму тебя: ты уже достигла того возраста, когда люди способны мыслить разумно, но пока ты еще нуждаешься в моих советах и в моем опыте; помнишь ли ты нашу беседу, которую мы вели в прошлый раз, и ту нежность, что мы почувствовали при мысли о том, чтобы жить вместе и полностью доверять друг другу, не таить друг от друга никаких секретов, ты помнишь? Нас тогда прервали, но эта мысль часто вновь приходила мне в голову, давай так и поступим, расскажи мне все чистосердечно, доверься мне:

ДОЧЬ: Вы – доверенное лицо вашей же дочери?»

Чтобы склонить дочь к абсолютному доверию и открытости в отношениях, матери приходится изменить некоторые термины и сделать вид, что она забыла об их родстве и, в особенности, о материнском авторитете над дочерью:

«МАТЬ: А! «Ваша дочь!» Зачем ты говоришь так? Это не твоя мать хочет быть твоим доверенным лицом, а твоя подруга, я повторяю это еще раз».

Дочь не попалась на эту удочку псевдообмена идентичностями, но в конечном итоге все же уступает из чувства вины:

«ДОЧЬ: Хорошо, но моя новая подруга все расскажет моей матери, поскольку она не отделима от нее.

МАТЬ: Вот и прекрасно! Я их разделю сама, я клянусь тебе: давай, попробуем представить, что ты доверяешь мне полностью, это будет так, как если бы твоя мать никогда не слышала этого, договорились? Это должно быть так и будет так, будто я нарушу клятву, если поступлю иначе.

ДОЧЬ: Трудно надеяться, что вы сдержите слово.

МАТЬ: Ах, ты меня огорчаешь; я не заслуживаю такого упорного сопротивления.

ДОЧЬ: Ну, хорошо, допустим, вы требуете от меня слишком многого, но я согласна и расскажу вам все.

МАТЬ: Если хочешь, называй меня не матерью, дай мне другое имя.

ДОЧЬ: О нет! В этом нет нужды, это имя мне дорого, если я его поменяю, не будет ни хорошо, ни плохо, это будет лишь бесполезным лукавством, оставьте его для меня, оно меня вовсе не смущает.

МАТЬ: Как тебе будет угодно, дорогая моя Анжелика. Пусть так! Я – твое доверенное лицо, не хочешь ли мне рассказать что-либо прямо сейчас?

ДОЧЬ: Нет, пока нет, но в будущем, возможно.

МАТЬ: Как поживает твое сердце? Никто на него не посягает?»

Анжелика не слишком долго сопротивляется перед тем, как впасть в излишнюю доверчивость, и ловушка захлопывается: да, она влюблена. Узнав, что ее подозрения подтвердились, мать с трудом удерживается от того, чтобы не выступить вновь в роли «матери– законодательницы», заботящейся о репутации своей дочери: «Ну, если это так серьезно, я едва сдерживаю слезы, видя, какая опасность тебе угрожает, – ты можешь потерять уважение, которым пользуешься в обществе». Ей удается убедить дочь отказать Доранту, тем более, что он, чтобы преодолеть материнские происки, предлагает Анжелике бежать, что окончательно погубило бы ее честь и, соответственно, все шансы удачно выйти замуж. Но холодность Анжелики повергает Доранта в отчаяние, и он вновь возвращается к ней. Она не знает, как ей быть и чьим притязаниям следует уступить – своего страстного поклонника или своей весьма осмотрительной матери. Мать в очередной раз предпринимает активные действия, не брезгуя никакими способами, включая шантаж собственной смертью:

Развязка наступает, когда мать решает прибегнуть к обману и, переодевшись, предстать перед Дорантом, что она и предлагает Анжелике: «Ну, хорошо! Позволь мне встретиться и поговорить с ним, я представлюсь твоей тетушкой, которой ты все рассказала и которая готова тебе помочь; итак, дочь моя, позволь моему сердцу последовать своим путем и позаботиться о твоем». Анжелика с таким воодушевлением расписывает Доранту свою столь понимающую мать: «Я ей полностью доверяю, теперь она – мое доверенное лицо, моя подруга, она просит не отказывать ей только в одном праве – праве советовать. Она всегда полагалась лишь на одну мою нежность и любовь к ней и была моей наставницей во всем, никогда не пыталась меня удерживать. Последовать за вами – означало бы проявить ужасную неблагодарность и оскорбить ее, но даже это не имело бы никаких последствий, потому что она дала обещание, что я буду свободна в своем выборе».

Под впечатлением от этого рассказа молодой человек решает уступить пальму первенства материнской добродетели: «Вы обрисовали мне потрет матери, в высшей степени достойной восхищения. Даже меня – человека, который так любит вас, этот рассказ заставил поступиться своими интересами в ее пользу, и я уступаю ей дорогу. Я был бы недостойным уважения человеком, если бы смог разрушить такое прекрасный и добродетельный союз, как ваш. […] О, моя прекрасная Анжелика, вы совершенно правы, полагайтесь всегда на свою благородную мать, чьи добродетели так меня удивляют и которыми я восхищаюсь, продолжайте быть достойной ее. Я вас призываю к этому, проиграет ли моя любовь от этого или нет. Я никогда не прощу себе, если окажется, что я восторжествовал над нею».

Сраженная и побежденная искренностью молодого человека госпожа Аргант дает, наконец, свое согласие на брак: «Дочь моя, я позволяю вам любить Доранта!» Что касается Эргаста, то узнав о том, что счастливый соперник – его же собственный племянник, он не только решил отказаться от руки Анжелики, но и одарил Доранта перед свадьбой: все хорошо, что хорошо кончается.

Попустительство и интериоризация