Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Сомнительно, чтобы юной Годонеге это все нравилось. Но она прожила здесь до тех пор, пока у нее не родился ребенок – тот самый, что сегодня привел сюда Эльгу. И еще какое-то время, пока родители не убедились, что младенец выживет. Только потом ей позволили вернуться к людям, пройти очистительные обряды, возвращающие из Нави в белый свет.

Но через семь лет с ребенком ей пришлось проститься.

А ему – с ней.

Почти всю жизнь мать и дитя не знали друг друга, пока сама Гоня не покинула белый свет и не пришла к своему сыну, чтобы жить с ним у вечного истока рода и племени.

Эльге уже казалось, что она сама прожила именно такую жизнь, все позади… и впереди тоже.

Судьба лесной жены-медведицы ходила по кольцу, повторяясь снова и снова. Это та опора, на которой стоит и возобновляется племя плесковских кривичей.

И в ней никогда не будет никаких перемен.

Но что-то в душе Эльги упорно противилось такой судьбе.

Ее предки по отцу жили иначе!

Они принадлежали к странному племени под названием русь: у него не было своей земли, оно зародилось и существовало в торговых посадах и на торговых путях по всем северным и восточным странам. Торги устраиваются на ничейной земле, на межах племенных владений, и в русь вливались представители самых разных языков, хотя начало ей положили северяне. Эти люди в большинстве своем свободно говорили на северном, словенском, хазарском языках, многие знали греческий и хвалисский. У них были свои обычаи – например, погребение в подземном доме, чего не делали окрест живущие племена ни в Свеаланде, ни в Ютландии, ни в Гардах. Жители виков Бьёрко в Свеаланде или Сюрнеса на среднем Днепре гораздо больше походили друг на друга, чем каждый – на кривичей или свеев, живущих за половину дневного пешего перехода от них. Русы собирали дружины для военных или торговых походов, оседали где-то, женились и, в конце концов, умирали очень далеко от того места, где родились. Женщины их в Киеве уносили в могилу наплечные застежки платья, сшитого в Хейтабе, а мужчин в Бьёрко хоронили с конем и поясом степного всадника. Они видели много племен, вобрали много разных обычаев и верований, но главное, они знали, как велик мир. И своими трудами неустанно делали его еще больше.

Голос предков-русов звучал в душе Эльги, звал двигаться вперед, раздвигать границы своего прежнего мира.

Никогда ею не слышанный голос Одда Хельги манил куда-то, указывал путь.

В Киев!

Если она сумеет выбраться отсюда, Мистина увезет ее в Киев – туда, где тепло, куда зима приходит на месяц позже, а уходит раньше. И там гораздо ближе до тех чудесных стран, откуда привозят разноцветные шелка, откуда пришло то дивное ожерелье из голубовато-зеленого камня под названием измарагд…

Разве место этой драгоценности в медвежьем логове?

А ей, Эльге?

Она порывисто встала, подбежала к порогу, распахнула дверь.

Князь-Медведь бродил неподалеку, среди первых стволов опушки, и обернулся, услышав скрип.

Эльга снова закрыла дверь и вернулась к оконцу.

Самой ей отсюда не выбраться. Да и как бы она миновала сторожу Буры-бабы?

Оставалось ждать.

Она огляделась, приметила в углу зерновую яму, подняла деревянную крышку. Вот оно, просо. Нашла ковш, зачерпнула и высыпала в ступу. Потом взяла толкач и принялась медленно, размеренно толочь.

Спешить ей некуда. Она вовсе не торопится кормить свадебной кашей своего косматого жениха!

Через какое-то время дверь открылась: вернулся Князь-Медведь.

Эльга села, пораженная ужасом: что, уже?

Но он лишь поставил два ведра с водой, окинул взглядом избу и ее, замершую возле ступы, хмыкнул и ушел опять.

Эльга перевела дух, черпнула воды в горшок и принялась так же не спеша топить печку. У нее дрожали руки, но не от прежнего страха. Теперь-то она не боялась быть съеденной.

Не съест ее Князь-Медведь.

Она нужна ему живой.

И Эльга отчетливо понимала: никто, кроме Мистины, не сможет избавить ее от этой участи. Только он, варяг, чужой здесь, дерзкий и нацеленный добиться своего любой ценой, сможет пойти против обычая, растущего из глухой тьмы веков. Ведь это не его предки воплощены в Буре-бабе и Князе-Медведе. Для него конунг – дед, отец и брат, единственный господин и закон. Выросшая в доме варяжских воевод при кривичском князе, имея родичей и в Плескове, и в Киеве, Эльга хорошо понимала разницу в мировоззрении тех и других. Сама она всю жизнь провела на грани, имея возможность свободно видеть и ту и другую сторону.

Род матери тянул ее к себе, род отца – к себе.

Но вот настал миг выбора: стоять посередине больше нельзя, иначе ее просто разорвет напополам.

Вода в горшке закипела, Эльга бросила несколько серых крупинок соли и засыпала истолченное просо. Помешала длинной ложкой на кривом черенке. Она не могла определить, сколько прошло времени: то казалось, что она сидит здесь не первый день, а то – что едва вошла.

Довольно ли этого, чтобы Ута добежала до оврага, чтобы Мистина и его люди собрались и поспели сюда раньше Князя-Медведя?

Ох, нет! Время идет быстрее, чем пробираются через незнакомый лес девушка и несколько парней – не один же Мистина отправится отбивать невесту!

А что, если Ута со страху заплутает?

Она клялась, что хорошо помнит дорогу, но можно ли на нее положиться в таком состоянии?

От тревоги Эльга была готова усомниться если не в преданности, то в толковости своей любимой сестры.

Видя, что каша почти готова, она вновь подошла к порогу и осторожно выглянула.

Князя-Медведя нигде не было видно. Топор не стучал.

Эльга с надеждой взглянула туда, куда убегала едва заметная тропка к стороже Буры-бабы.

Ох, если бы между деревьями сейчас показалась Ута, а за ней – Мистина!

Эльга почти видела их – встревоженное личико сестры, тяжело дышащей от бега и волнения, размашисто шагающего Мистину с копьем наготове… нет, он возьмет меч, с копьем в лесу неудобно.

И вдруг Эльга сообразила: да как же они найдут эту тропу?

Ута знает дорогу только до Буры-бабы. Дальше она не бывала.

А тропа, по которой изредка проходил только один человек, не особенно заметна на лесной земле. Даже если они сумеют как-то проникнуть за бабкину сторожу – через нее или в обход – кто же им дальше-то укажет дорогу?

Эльга взглянула на солнце.

Как ни долог был день поздней весны, а и он близился к концу.

Румяный солнечный лик уже завис над темнеющими вершинами леса, еще немного – и сядет на них, потом запутается в ветвях и погрузится на самое дно темной чащобы…

Им хватило бы времени на дорогу. Если они эту дорогу нашли.