В рабство – на экскурсию - Наталья Бессонова

Вдруг ожил мобильный телефон.

— Надюша, ты не спишь? — спросил Юрий.

— Нет, что-то не спится, — полушепотом, чтобы не разбудить девушку, ответила она, — и ты тоже не спишь?

— Да я-то о тебе думаю, а ты почему?

— Да ладно… обо мне, — тихонько засмеялась Надя, почувствовав в груди уже знакомое волнение от его слов.

— Надюш, приходи ко мне, я расскажу тебе, почему ты уснуть не можешь, — неожиданно позвал ее Юрий.

— И почему же?

— Да потому же, почему и я!

— Нахал самоуверенный! — Надежда сделала вид, что возмутилась.

— Лицемерка! — засмеялся он. — Только ты какая-то неправильная лицемерка!

— А какая — правильная?

— Та, которая старается продемонстрировать несуществующие чувства. А ты — наоборот, стараешься их скрыть… Опасаешься, что тебя кто-то в них уличит. Ты боишься быть искренней со мной? Почему?

— Ты меня совсем не знаешь, Юра.

— Я тебя чувствую. Что молчишь? Миленькая, иди ко мне… или я к тебе приду?

— С ума сошел! Только попробуй! Иринку разбудишь!

— Жду три минуты и иду! — пообещал он и отключился.

Надежда поднялась с постели, вышла в прихожую. Посмотрела на свое отражение в большом зеркале и почувствовала прилив благодарности предкам за хорошие гены: ей не нужно было изнурять себя диетами и физическими упражнениями для сохранения идеальной фигуры. Синяки от побоев Арслана и цепких рук тюремщиков проявлялись все сильнее, приводя ее в ужас. В каком-то детективном романе Надя читала, что от ударов в солнечное сплетение не должно оставаться следов. «Этот придурок даже бить профессионально не умеет», — подумала она о своем мучителе.

Дикое желание броситься к Юрию боролось в ней с устойчивыми внутренними запретами, поставленными пуританским воспитанием.

Из коридора послышался звук открывающейся двери. Надежда накинула свой махровый халатик, распахнула входную дверь и… оказалась в нежном плену — таком желанном, что вырваться не было сил. Его сильные руки подхватили ее, закружили, понесли.

Она уступала его ласкам и таяла в его нежных объятиях, раскрываясь ему навстречу. Голова ее кружилась от нежных слов, которые он шептал ей. Надежда, стыдливая от природы, сейчас совсем не испытывала стыда, а только счастье, счастье, счастье. Душа ее смеялась и пела, казалось, где-то высоко-высоко в небесах…

Утомленные друг другом, они лежали на смятых гостиничных простынях.

— Ты такая…

— Тихо, не надо комментариев! — оборвала она его.

— Да какие уж тут комментарии, — засмеялся он, снова обняв ее. — А я всегда знал, что ты где-то есть, и что когда-нибудь обязательно тебя встречу, — сказал он тихо, ласково перебирая упругие спиральки ее волос, — я сразу узнал тебя, с первого же взгляда! Как будто волной накрыло: ОНА! Влюбился в первую же минуту, как пацан зеленый! Я уж думал, что так не бывает.

— А бывает?

— Выходит, бывает. Знаешь, в сознании каждого мужчины живет образ женщины… такой, которая именно ему нужна, понимаешь? И он даже ее черты не всегда четко представляет, но если встретит — сразу узнает… почувствует… Влюбляется в других, чем-то напоминающих этот образ. Но чтобы буквально стопроцентное воплощение — это же с ума можно сойти!

— Это я, что ли, воплощение? — удивилась Надежда.

— Я не перестаю удивляться вашей догадливости, сударыня!

— Ну да, соблазнил наивную женщину, а теперь сказки рассказываешь! — неудачно пошутила она.

— Ой! — смешно поморщился он. — Наивная моя…

— Да, наивная! Особенно в некоторых случаях… когда очень хочется во что-то поверить.

— А мне ты не веришь? — спросил он серьезно.

— Верю, наверное, — ответила она, отбросив шутливый тон, который использовала обычно, чтобы скрыть истинные чувства, почему-то стесняясь их, — но ты так говоришь… слишком красиво.

— Сам себе удивляюсь, но, знаете ли, сударыня, способность говорить о любви — одно из главных отличий человека от животного.

«Интересная мысль», — подумала Надежда.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он, — безумно люблю! Поверь мне.

Эти слова прозвучали как шелест майской листвы на ветру, отозвались в ее душе счастливыми колокольчиками, зазвучали в сердце гулким эхом: любит, любит, любит…

Уже начинало светать за окном, когда она встрепенулась от неги.

— Мне пора идти. Иринка проснется, а меня нет!

— Ну и что? — удивленно спросил Юрий.

— Юра, ну неудобно.

— «Ах, что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» — засмеялся он, вспомнив фразу из грибоедовской пьесы, — а ты напомни ей, как однажды проснулась в номере в Измайлово, а ее нет! Напомни-напомни!

— Она не забыла! Не буду я ей ничего напоминать! Девчонка и так натерпелась.

— А знаешь, ведь если бы не ее исчезновение тогда, то неизвестно еще, когда бы мы с тобой встретились.

Она присела на край кровати, сладко потянулась.

— Какая грация, — прошептал он, глядя на нее с нескрываемым восхищением.

— Да ладно тебе издеваться-то! — смутилась Надежда.

— Ну почему «издеваться»? Я любуюсь… Какая ты недоверчивая, — он привлек возлюбленную к себе.

— Ну что ты делаешь, мне же идти надо!

— Да, кажется, окончательно с ума схожу, — засмеялся он.

Она обняла его, снова отдаваясь в ласковый плен его объятий.

— Миленькая, ну не уходи! Разве тебе со мной плохо?

— Хорошо… а тебе? — спросила она, подумав при этом, что как-то уж слишком все хорошо…

— Да я с тобой… на седьмом небе, — ответил он, глядя ей в глаза.

— Юра, не обижайся! Я все-таки пойду.

— Жестокая! — с наигранным драматизмом в голосе произнес он.

— Я такая! — игриво проговорила Надя, звонко поцеловала Юрия в щеку, накинула халатик и вышла.

Тихо открыла дверь своего номера. Ирина спала. Надежда нырнула в постель. Каждая клеточка ее тела помнила его прикосновения и ласки. Она улыбалась, физически ощущая поселившееся в ее душе счастье, свернувшееся в груди теплым пульсирующим комочком и наполняющее собой всю ее целиком. «А все-таки после такого бурного проявления чувств надо побыть одной. Подумать, прийти в себя, опомниться, осознать и… снова в мыслях все пережить и прочувствовать», — подумала она и с этими мыслями уснула.

* * *

В девятом часу утра Юрий постучал в номер характерной дробью, но очень тихо. Надежда вначале подумала, что ей просто показалось. Она быстро поднялась, открыла дверь.

— С добрым утром! А я уже соскучился, — он подхватил ее, закружил, вынес в коридор.