Кони, кони… - Кормак Маккарти

Ролинс покачал головой и отвернулся.

Я ведь не тяну тебя за собой, сказал Джон Грейди.

Знаю.

С тобой все будет нормально.

Знаю.

Ролинс стряхнул пепел с сигареты, потер лоб тыльной стороной руки, посмотрел в окно. Там снова зарядил дождь. Площадь опустела, машин не было.

На углу стоит пацан и торгует газетами. Вокруг ни души, а он спрятал их под рубашкой и выкрикивает заголовки, сообщил Ролинс.

Он провел по глазам тыльной стороной кисти.

Черт!

Ты что?

Ничего. Просто хреново все получилось.

Ты про что?

Да я о Блевинсе.

Джон Грейди промолчал. Ролинс посмотрел на него. Глаза у Ролинса сделались влажными, он выглядел грустным и каким-то постаревшим.

Просто не верится, что его взяли, увели, и все, конец.

Да…

Представляешь, как ему было жутко?

Ничего, вернешься домой, все станет на свои места.

Ролинс покачал головой и снова посмотрел в окно.

Вряд ли, сказал он.

Джон Грейди молча курил.

Но я не Блевинс, наконец отозвался он.

Верно, кивнул Ролинс. Ты не Блевинс. Но я не знаю, кому из вас сейчас лучше.

Джон Грейди затушил сигарету и сказал:

Пора.

Они зашли в аптеку, купили мыло, зубные щетки безопасную бритву, а потом сняли номер в гостинице неподалеку. Ключ был с деревянной биркой, на которой раскаленной проволокой был выжжен номер комнаты. Под легким дождичком они прошли через маленький дворик, отыскали нужную дверь, вошли, включили свет. На кровати сидел человек и с удивлением смотрел на них. Тогда они выключили свет, вышли, закрыли дверь, вернулись к портье, который выдал им другой ключ.

Стены их номера были выкрашены в зеленый цвет, и в углу, за клеенкой на кольцах, имелся душ. Джон Грейди включил воду, и, когда пошла горячая, он снова завернул кран.

Ну, давай мойся, сказал он Ролинсу.

Сначала ты.

Мне еще надо снять повязки.

Он сел на кровать и, пока Ролинс мылся, стал отдирать бинты. Ролинс выключил воду, отодвинул занавеску и вышел, вытираясь старым полотенцем.

Значит, мы с тобой счастливчики. В рубашке родились?

Выходит, так, сказал Джон Грейди.

А как ты будешь снимать швы?

Придется найти доктора.

Больнее, когда снимают, чем когда накладывают, сообщил Ролинс.

Знаю.

Ты это и раньше знал?

Знал.

Ролинс завернулся в полотенце, сел на кровать напротив. На столе лежал конверт с деньгами.

Сколько там?

Джон Грейди посмотрел на конверт.

Не знаю. Но, наверное, гораздо меньше, чем туда было вложено. Посчитай.

Ролинс взял конверт и стал считать купюры, выкладывая их на кровать.

Девятьсот семьдесят песо.

Джон Грейди кивнул.

А сколько это по-нашему?

Примерно сто двадцать долларов.

Ролинс сложил банкноты в пачку, постучал ею по крышке стола, чтобы выровнять, и снова положил в конверт.

Разделим пополам, сказал Джон Грейди.

Мне не надо.

Очень даже надо.

Я еду домой.

Ну и что? Половина твоя.

Ролинс встал, повесил полотенце на спинку кровати, потом откинул простыни.

Тебе они пригодятся до последнего песо, сказал он.

Когда Джон Грейди вышел из душа, то решил, что Ролинс уже заснул, но ошибся. Джон Грейди выключил свет, лег в кровать и лежал, вслушиваясь в шумы и шорохи за окном.

Ты когда-нибудь молишься, спросил Ролинс

Раньше бывало. Но в последнее время я утратил привычку. Сам не знаю почему.

Ролинс долго лежал и молчал.

Какой ты совершил самый паскудный поступок, вдруг спросил он.

Даже не знаю. Но вообще-то, если уж ты сделал какую-то гадость, то лучше о ней помалкивать. А что?

Не знаю… Просто когда я валялся в больнице порезанный, то думал: раз я здесь оказался, то, наверное, поделом. Наверное, так надо. Тебе никогда такое не приходило в голову?

Иногда приходило.

Они лежали в темноте и молчали. Кто-то прошел по двору. Открылась и закрылась дверь.

А ты никогда не совершал ничего паскудного, спросил Джон Грейди.

Как-то мы с Ламонтом отвезли грузовик продуктов в Стерлинг-Сити, продали каким-то мексиканцам, а денежки прикарманили.

Это не самое великое преступление.

Ну, бывало кое-что еще.

Если тебе охота поговорить, то я выкурю сигаретку

Нет, я уже заткнулся.

Как знаешь.

Они снова лежали в темноте и молчали.

Ты знаешь, что случилось тогда, подал голос Джон Грейди.

В столовой?

Да.

Знаю.

Джон Грейди протянул руку к пачке, достал сигарету, закурил и затушил спичку

Я сам не подозревал, что на такое способен, медленно произнес он, вглядываясь в темноту.

У тебя не было выбора.

Все равно.

Тогда он убил бы тебя.

Джон Грейди затянулся и выпустил невидимую в темноте струйку дыма.

Не надо ничего объяснять, не надо меня утешать. Дело все равно уже сделано.

Ролинс помолчал, потом спросил:

Где ты достал нож?

Купил у братьев Баутиста. На последние сорок пять песо.

На деньги Блевинса?

Вот именно.

Ролинс лежал на боку и смотрел туда, где рдел огонек сигареты Джона Грейди. Когда тот затягивался, красная точка превращалась в пятно, и в этом тусклом свете проступало лицо со швами, похожее на театральную маску, которую кто-то наспех залатал.

Когда я покупал нож, я понимал, для чего он мне понадобится.

Ты все сделал правильно.

Сигарета снова ярко вспыхнула, потом превратилась в алую точку.

Верно. Но ты-то никого не убивал.

Утром снова пошел дождь, и они стояли под навесом у того же кафе и, ковыряя во рту зубочистками, разглядывали площадь. Ролинс посмотрел в витрину на свой перебитый нос.

Знаешь, что мне противно? Отчего с души воротит?

Ну?