Тишина - Питер Хег

— За оградой стоит «рено», в котором сидят два человека, — сказал Каспер.

Цирк — это фрагмент Средневековья, выживший на окраине современного мира. Цирковые артисты — устарели, они словно лисы, приспособившиеся к городу и его помойкам. Но они не одинокие бродяги, а братство полудиких животных. Их не интересуют премии и гранты. Они не связываются с компаниями по распространению билетов. Держатся подальше от Налогового управления. Они живут в соответствии с ограниченным количеством законов, один из которых гласит: играя в прятки с властями, надо всегда поддерживать друг друга.

Даффи раскачивался на пятках.

Каспер протянул руку.

Даффи положил в его ладонь ключи от машины. Проводил его до ворот. Открыл замок.

Они ждали Каспера, он их не слышал. Даже если бы и услышал, это бы не помогло.

Они вышли из машины, припаркованной впереди в пятидесяти метрах, это были те два монаха. Где-то позади него открылась дверь, выходящая на площадь. За спиной у него была проволочная ограда, а на другой стороне дороги — заросли боярышника из «Спящей красавицы». И он еле держался на ногах. Он подошел к монахам и сел в машину.

Открытое пространство перед полицейской префектурой было оцеплено — до административного здания компании «Арла». Со стороны улицы Бернсторфгаде установили шлагбаум, один из монахов вставил свою идентификационную карточку в прорезь — и шлагбаум взлетел вверх.

Они проехали мимо бронеавтомобилей, грузовиков гражданской обороны, машин скорой помощи. Монахи припарковали свою машину на тротуаре, у красных казарм дорожной полиции. Они взяли Каспера под руки и то ли повели, то ли потащили его. Через улицу, к двери со стороны порта, а затем — в лифт.

При выходе из лифта он увидел узкий коридор, и первое, что он услышал, была музыка. Она была тихой, доносилась откуда-то издалека и тем не менее звучала достаточно отчетливо. Это была кантата BWV 106 в исполнении женского хора Копенгагенской полиции, ему была знакома эта запись, как раз на этом компакт-диске солисткой вместе с хором выступает регент хора Ханне Бек Хансен — начальник Копенгагенской полиции. Каспер узнал ее красивое сопрано — практически без вибрато.

Дверь, ведущая в прямоугольную, с высокими потолками комнату, похожую на школьный физкультурный зал, была открыта. Вдоль длинной стены стояли письменные столы, четверо полицейских занимались сортировкой бумаг. В дальнем конце комнаты, у полок со скоросшивателями, сидели две женщины-полицейские перед каким-то аппаратом, напоминающим коммутатор.

В комнате было шесть больших окон, выходящих на набережную. У одного из них неподвижно сидел грузный старик, которого, казалось, одели в Институте мужской моды, а потом спустили при помощи крана, чтобы усадить в это кресло. У другого окна стоял Мёрк, рядом с ним — небольшая магнитола, из нее и звучала музыка.

Мёрк обернулся и посмотрел на Каспера. На промокшие от крови повязки.

Он взял лежавшие на одном из столов газеты и положил их на стоящий рядом с ним стул. Каспер сел на газеты.

— Вайдебюль, — сказал Мёрк, кивнув в сторону старика. — Представляет Министерство по делам церкви. Он осуществляет связь с Приютом.

На магнитоле лежал компакт-диск, на его обложке была изображена золотая лира — эмблема всех полицейских оркестров. На пластиковый футляр капнула кровь, Мёрк отодвинул его и выключил музыку.

— Надо позвать Кайсу, — сказал он. — И принесите колу. И кофе.

— И стакан чего-нибудь крепкого, — дополнил Каспер.

Монахи исчезли. Мёрк снова посмотрел на блокированный район.

— Мы окружили «Конон», — сказал он. — Двести человек из отряда особого назначения. Четыре моторные лодки. Боевые пловцы из ВМФ. Два военных вертолета, на случай если они попытаются вывезти детей по воздуху. Тридцать человек для сбора информации по частным адресам бизнесменов. В здание вошли десять минут назад.

Каспер пытался вслушаться в Мёрка, ему это не удавалось, слух его был нестабильным, похоже, он слышал все хуже и хуже.

— Принцип тотальной обороны, — продолжал Мёрк. — Так это официально называется. Красивая мысль. Очень по-датски. Принцип этот предполагает безоговорочное сотрудничество. Когда случается катастрофа — как вот сейчас, — все действуют согласованно. Полиция, «Фальк»,[55]гражданская оборона, пожарные, военные. У нас в Дании боятся объявлять чрезвычайное положение. Политики считают, что они в состоянии обезопасить себя законами на все случаи жизни — даже на случай государственного переворота. В итоге мы живем в условиях гражданского чрезвычайного положения. Полиция руководит самим расследованием. Отряды местной самообороны берут на себя оцепление. Гражданская оборона наводит порядок. Военные предоставляют свои мышцы. С нами даже Министерство по делам церкви. Как красиво все задумано. Конечно же, у них нет радиосвязи, и они не могут общаться друг с другом. И их компьютерные сети не объединены, так что и переписываться друг с другом они тоже не могут. И они повязаны по рукам и ногам семью тысячами разных законов и предписаний, которые следует уважать. Но тем не менее прошла самое большее неделя — и все более или менее заработало. Вот сколько времени это заняло. Неделю. После первого толчка.

На подоконник рядом с Каспером что-то поставили, Мёрк протянул ему стакан, Каспер отхлебнул. Это был испанский бренди, немного сладковатый, на глазах выступили слезы, спиртное обожгло все открытые раны во рту, как бывает, когда расплавленный парафин по ошибке загорается во рту у циркового артиста, выдувающего огонь.

— Полиция — не исключение, — продолжал Мёрк. — Все основано на сотрудничестве и открытости. Единая полиция. Отдел по особо опасным экономическим преступлениям, наркоотдел, отделы по борьбе с мошенничеством, кражами, технические отделы — все под одним началом. Все регламентируется и планируется, все идет как по маслу. Так что когда звонят в полицейский участок в Люнгбю и сообщают о пропаже мальчика и девочки, то сначала здравомыслящий полицейский заверяет, что не надо волноваться, что девяносто девять процентов всех когда-либо пропадавших детей просто решили пойти прогуляться. Когда через несколько часов раздается еще один звонок, то полицейский начинает задавать вопросы: не разведены ли родители, есть ли младшие братья и сестры — в конце концов, все сбежавшие из дома дети просто хотят дать выход своему недовольству. Когда на этот раз звонящие проявляют настойчивость, полицейский просит сотрудников приюта приехать в участок с родителями и фотографиями. Ему говорят, что родителей нет. Тогда дежурный полицейский просит, чтобы нашли представителя школы. И только тут кто-то обращает внимание на то, что полицейское разведывательное управление и окружной начальник полиции включили эту школу в число возможных объектов террористического нападения. Среди восьмидесяти других учреждений в Багсверде и Люнгбю. Тут что-то сдвигается с места. Несколько сотрудников уголовного розыска едут в приют и разбирают там все на части. Ведь девять из десяти пропавших детей имеют обыкновение прятаться где-нибудь на чердаках. Когда и это ни к чему не приводит, приходится связываться с полицейским разведывательным управлением. Рассматриваются планы действия для этой конкретной ситуации. Оповещаются патрульные машины. Определяется, кто будет руководить следствием. Находят начальника полиции Люнгбю. Ответственного за дело заместителя комиссара по уголовным делам. Комиссара полиции, который будет держаться на заднем плане как можно дольше. Следователя по уголовным делам из полицейского разведывательного управления. Выстраивают все основные следственные мероприятия, которые должны проходить в полном спокойствии и порядке. Так что, когда сидящий здесь Вайдебюль начинает беспокоиться и предупреждает полицейское управление Министерства юстиции, которое обращается ко мне, прошла уже неделя, и мы опоздали.