Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина

В Северной и Южной Корее, в Китае, Тайване оказались такие армии, которые как-то по игре вообще не участвовали в войне... Она проходила мимо — и помимо них все такты. Однажды вдруг война пришла к ним сама, и тогда их самые талантливые полководцы почему-то не смогли ничего противопоставить внезапному решительному нападению и потеряли боеспособность до конца боевых действий. Первый остановил корейскую авантюру Гнома, потому что в детской игре она была незачем. Хотя мысль интересная. Вдруг да узкоглазые вспомнят свои колониальные амбиции! Да и память корейцев слишком уж консервативна, а на дворе быстрый исторический период, а в этом случае — чего боишься сегодня, то и случится завтра. Но играющие не тянули уровень двухходовок, и Первый остановил стратегические изыски Гнома как невозможные. Причем средненько играли все страны и, значит, все Проекты. Безликие Штаты все время запаздывали. А от этой страны в мире реальном Первый как раз опозданий не ждал. И хотя игроки единодушно списывали свои поражения на уникальный талант Гнома, воюющего за японцев, Первый понимал, что картинка в действительности будет именно такой: «нас не догонят, нас не догонят, ой-ой, уже поймали». Первый завершил войну на четвертый день, то есть на четвертую неделю с неопределенным результатом для «стран проектантов», но вышло, что она все равно была полностью и безоговорочно проиграна «непроектными странами». Тайванем командовала девчонка, которая оправится не скоро. Тайвань был захвачен, и никто политически против этого не возражал. Ее ноты и обращения к правительствам не подействовали. На третий день она ревела по погибшей тайской независимости. Включение в Игру прошло. Такая может и университет бросить. Вышло «на войне, как на войне». Дама из общественной палаты, социолог или психолог, сбежала в первый день, с ней как-то затерялись и преподаватели: мол, дачи, огороды, выходные, поэтому никто не орал, что вы не имеете права играть здесь в войну. Конечно, он не имеет. Но будет. Точка. Он и так дал им детский вариант без оргдеятельностных форм, требующих от играющего ведения «своей игры» в каждый момент времени вне зависимости от давления со стороны авторитет имеющих и Сюжета... Игорь сказал, что у них здесь вышли «ролевые игры плюс стратегический принцип обреченности». Местное телевидение прокомментировало игру как попытку московских особистов поиздеваться над Будущим Сахалина. «Мы стали полигоном для маньяков», — вещала передача голосом обличителя. Первый смеялся до слез. «Дорогая передача, во субботу чуть не плача», — вспоминался Высоцкий. Первый ощущал себя особистом питерским, несмотря на некое обобщенное чувство ко всей России. В центре это меняло расклад, а здесь нет. Сахалинская администрация приняла его в суровой академической обстановке. Все доложились ему по экономике, культуре и перспективах — будто он, по меньшей мере, посланник папы Римского — и не задали ни одного вопроса про цели и Игру. В центре фантазируют — только тешатся, а мы тут о людях думаем... Зато народу посмотреть на него набежало на целый конференц-зал. Все это напомнило ему доклады чиновников гоголевскому ревизору. Их лихорадило перед выборами. Их можно было понять. Первый отчетливо понял, во-первых, что они сдадут Сахалин... А во-вторых, что опереться здесь не на кого... Здесь был другой век. Предыдущий. Нигде так ясно не ощущалось этого, как на Сахалине. Время здесь медленно ползло назад. Строились новые дороги вовне, но собственно город внутренними дорогами хирел. Словно столица осыпалась изнутри. Местный историк ему как-то сказал: «Так не столица и была!» Плодородные земли долины Александрова-Сахалинского зарастали. Долина с микроклиматом, столь удобная для столицы, была оставлена на запустение, а административный центр переехал в пыльный котлован, куда с сопок спускался во все времена года холодный туман. В Долинске помидоры росли, как в детстве, но они дорожали по дороге и превосходили по ценам московские. Парадоксов Сахалинской экономики Первый так до конца и не понял. Это была какая-то странная неинфраструктурная хозяйственность, сглазили их, что ли? — в сердцах думал он.

Больше всех игроков вырубило отсутствие формального объявления войны. Это им было страшно. Они прочувствовали опасность и неопределенность в коктейле, когда Первый спокойным голосом объявлял события и тут же сказал про то, что идет торговля и дипломатические отношения не прерваны. Это было предательство. Это-было неслыханно. Студенты не хотели так, они были готовы даже умереть за Родину на виртуальной войне, но не хотели действовать вне опоры и вне предыдущих убеждений о том, как ведутся войны.

Владлен писал в своих заметках:

«Внезапное, без какой-либо подготовки начало войны, использование технологии «управляемого хаоса» и флеш-сигналов при развертывании боевых действий, возможно, приведет в условном 2017 году и к внезапному, без какой-либо подготовки, прекращению войны месяц спустя, как это и произошло в игре ХХ1-АТР в г. Южно-Сахалинске весной 2008 года. В игре обозначено появление резервных систем связи, в том числе — общедоступных и коммерческих. Необходимо отдельное исследование по этому вопросу, не исключено, что эту войну сократит по времени как раз новая связь».

«В рефлексии игры проявились следующие значимые ростки некой альтернативной психологии, — писал Владлен и далее с пометкой "это важно". — Во-первых, возможно, в игре впервые появились небольшие очаги единой онтологии АТР, которые вывели игровую Россию и игровую Японию на иной уровень-взаимопонимания после войны. Во-вторых, игроки рассматривали войну как часть жизни и ее развития, а не как трагедию, наказание за грехи или восстановление абстрактной справедливости территорий. В-третьих, играющие разделились в отношении три к одному: две трети "прошил" сценарий, и они уедут отсюда из-за страха. Одна треть останется и "построится в полки", как говорит СН. И может быть, возникнет милое его сердцу самодействие. В-четвертых, когда "предельное мастерство сталкивается с запредельным", как сказанул однажды модный Лукьяненко, есть шанс спонтанно перейти в неаналитичность. Это было в игре дважды. "С потушенными огнями" и "с обороной Моста"». Ну, и Итуруп туда же. Там у СН свои. Они уже готовятся.

«Ну, свои не свои, — подумал Первый, — а война обещает быть вполне коррумпированной лавочкой. Жаль, не было в моей жизни японских однокашников, хотя что-то там от Первого в Японии, по-прежнему, осталось, и бродит по Токио наблюдательный призрак и ищет ответов, а семипалый самурай кидает в него с небес шашечками от го и посвистывает в смягченное японское эсссь: мол, здесьь, мы здессьь, моя прелесть... Тьфу, глюки уже начинаются», — подумал Первый и проснулся. Полненькая, накрашенная мамашка из противоположного ряда тихонько читала аккуратненькому сынку книгу «Хоббит. Туда и обратно». Что это она делает в бизнес-классе, когда билетов полно в экономический? Странно.

2008 год, июль

Первый прилетел в Москву и там узнал, что игры с самураями, хотя бы и виртуальные, не проходят даром. Немного утешало, что задело только его. Гурчатник как-то проскочил, Владлена перевели в другой отдел и услали по прилету в Нижний, а Первый три месяца доказывал разное, чтоб не попасть в тюрьму. Как ни странно, японцы его же и спасли. Он не переставал планировать, масштабировать и изучать грядущую войну. Ему удалось уйти «без статьи», не сесть даже на меся- цок-другой, за которые на раз-два могли убить, он сумел выкрутиться только ценой нервов, взорванных в разных местах, но не побежденных до конца. Маринка помогали и плакала. Дениска взрослел. Немного грело, что аналитические материалы Владлен «на последнем берегу» своей карьеры в японском отделе успел передать «наверх», да на такой, где нет дела до проштрафившихся на Востоке полковников, потому как «все интересы рыбные имеют и с кем не бывает?»