Блаженные - Джоанн Харрис

— Перетта!

Она широко улыбнулась и показала на птиц. Перетта выглядела такой счастливой, такой невинной, что язык не поворачивался вспомнить утреннее происшествие. Но я себя заставила.

— Нет, дело не в курах. Перетта, сегодня я видела тебя в лазарете.

Она склонила голову набок и смерила меня дерзким взглядом.

— Это ты изображаешь Нечестивую Монахиню?

Перетта по-совиному ухнула, значит, засмеялась.

— Ничего смешного. — Я взяла ее за руки и повернула лицом к себе. — Твоя игра могла плохо кончиться.

Перетта лишь плечами пожала. Что-то она схватывает на лету, но едва доходит до разных «если бы», теряет интерес.

— Перетта… Пожалуйста, скажи мне правду. — Я говорила медленно, спокойно, понятными ей словами, а она улыбалась, не показывая, поняла или нет. — Перетта, ты в который раз… — Нет, так нельзя. — Перетта, ты уже играла в эту игру?

Она кивнула и радостно ухнула.

— Это… отец Коломбин велел в нее играть?

Перетта снова кивнула.

— А… он говорил, зачем ему такая игра?

С этим вопросом оказалось сложнее. Перетта задумалась, дернула плечами и раскрыла грязную ладошку. На ней лежало что-то маленькое и коричневое. Кусок сахара. Перетта взглянула на него, лизнула и спрятала в карман.

— Сахар? Он дает тебе сахар за то, что ты играешь в эту игру?

Перетта снова дернула плечами и нащупала медальончик, который пару недель назад Лемерль на моих глазах у нее отнял. Сейчас он висел на шнурке. Кристина Чудесная улыбалась мне с яркого эмалевого диска.

— Итак, Перетта, ты играла по просьбе отца Коломбина, — медленно и спокойно продолжала я. Девочка улыбнулась и склонила головку в другую сторону. Медальон блеснул на солнце. — Зачем ему эта игра?

Перетта в который раз дернула плечиками и стала вертеть медальон, ловя солнце. Меня распирало от нетерпения.

— Перетта, все же зачем он тебя просил? Он пояснил зачем?

Опять, опять она плечами дернула. «Какая разница зачем, — красноречиво говорило сие движение. — Главное — сласти и безделушки».

— Перетта! — Я легонько тряхнула ее за плечи. — Ты поступила скверно.

Дикарка недоуменно на меня взглянула и покачала головой в знак протеста.

— Скверно-прескверно! — с нажимом и чуть громче проговорила я. — Виновата не ты, но игра все равно скверная. Скверно поступил отец Коломбин, заставив тебя в нее играть.

Перетта скуксилась и хотела отстраниться, но я ее удержала.

— Помнишь Флер? — неожиданно спросила я. — Помнишь, когда ее забрали?

«Вряд ли», — сказала себе я. Флер увезли почти месяц назад, и Перетта наверняка позабыла свою маленькую подружку. Дикарка озадаченно на меня взглянула, но тотчас подняла руку в жесте, всегда означавшем мою девочку.

— Это отец Коломбин ее забрал, — горько проговорила я. — Вроде бы милый, подарки делает, но человек он плохой. Мне очень нужно выяснить, что он замышляет! — Я почти кричала и больно стиснула руку Перетты. Пустое, апатичное лицо девочки красноречиво говорило, что я перегнула палку, и она от меня закрылась. — Перетта, взгляни на меня!

Слишком поздно. Шанс упущен — Перетта отгородилась, теперь ее интересовали лишь куры. Я отвернулась, злясь на свою несдержанность, но заметила, как она, воздев руки, сидит в бело-рыже-золотисто-красноватом кудахчущем море.

Только я не сдамся. Ключ к этой тайне именно в ней, в милой невинной Перетте. Она знает, что затеял Лемерль, возможно, не в силах понять его план, но он в ее головке как в тайнике запрятан. Как бы мне разобраться, как бы, дорогая подружка, мне найти к тебе ключик?

Вчера весь день я пыталась поговорить с Лемерлем, но он меня избегает, а привлекать к себе внимание мне нельзя. Вечером его сторожка была заперта, свет не горел. Я подумала, что он в лазарете, но туда заглянуть не решилась. Если верить Антуане, ни одного внятного слова Клемента еще не произнесла; она надолго впадает в забытье, а проснувшись, мечется в диком бреду. В таком состоянии ее привязывают к матрасу, чтобы не поранилась. Она часто рвет на себе сорочку, бесстыдно обнажается и бьется, точно в объятиях любовника-демона. Во время своих бредовых соитий Клемента то кричит, то стонет от дьявольского удовольствия, то, возненавидев себя, лицо себе царапает. Лучше ее привязывать, хоть она и умоляет, чтобы путы сняли, неистово вертит головой и с удивительной меткостью плюет в каждого, кто посмеет приблизиться.

Меня к ней не пускают, Антуану отстранили от работы в лазарете, и за одержимой Клементой ухаживает Виржини. Антуана со злорадством передает мне новости: Клемента, похоже, свихнулась и в себя не придет — так, мол, говорит Виржини. От таких вестей Антуана довольно щурится. Она вызвалась помогать Виржини — стирает одеяла, варит Клементе бульон, наверняка сдабривая его семенами ипомеи.

«Скоро прелестница Клемента всю прелесть растеряет, — воркует Антуана елейным голоском, прорезавшимся совсем недавно. — Волосы клочьями лезут, на личике следы останутся: то и дело ведь его раздирает!»

Хочется пойти к ней и, глядя в разодранное лицо, сказать, что я тут не виновата… Кому это поможет? Зелье Клементе дала Антуана, но приготовила его я. И в подобной ситуации приготовила бы снова. Лемерль знает это и очень разумно держит дистанцию. Он вновь спровоцировал меня, вновь разбудил мою темную сущность.

«Ворожеи не оставляй в живых»[43].

Ворожеи… Ведьмы… Джордано говорил, что на древнееврейском слова «ведьма» и «отравительница» звучат одинаково.

Узнал бы сейчас Джордано свою ученицу?

Дела мои идут по плану, как и ожидалось. Мать Изабелла по-прежнему сама покорность — пока. Много времени проводит она в молитвах, забыв о своем стаде, быстро отбивающемся от рук. К Клементе почти никого не пускают, ведь регулярно дурманить бедняжку не удается даже мне, и припадки у нее с каждым днем все яростнее.

Тем временем я методично запугиваю свою ученицу фактами и вымыслом, которые почерпнул из многих книг, как духовных, так и светских. Вроде бы успокаиваю ее страхи, а сам искусно подпитываю их байками и небылицами. Ужасов в мире хоть отбавляй: поджоги, отравления, колдовство, одержимость — отец Коломбин знаком с ними не понаслышке и четко представляет, как претворить жуткий вымысел в явь. Богатый жизненный опыт — отличное подспорье для обмана; так, у мадам де Севинье[44]я встречался с самим Жаном Боденом[45], знаменитым юристом, и чуть не умер от скуки, слушая его бесконечные россказни. Остальные примеры из исторических трудов — Эсхила, Плутарха и, конечно, из Библии… Клемента не ведает, что имена демонов, к которым она взывает в бреду, большей частью — тайные и забытые имена Господа. Это ее воспаленный мозг превратил их в богохульства.