Оплот добродетели - Екатерина Лесина

Каррозу Тойтек не любил.

Он вообще не жаловал вещества, обладавшие, пусть и слабовыраженным, но тем не менее явным воздействием на разум. Пусть карроза и дарила бодрость, но, во-первых, содержание кофеина в ней в значительной мере превышала таковое в натуральном кофе, а во-вторых комплекс сопутствующих веществ, которые неизменно накапливались по мере обработки, еще больше усиливал действие. А перевозбуждение никогда и никому не шло на пользу.

Но разве его спрашивали?

Точнее спрашивали, но не его.

Рыжая искоса разглядывала Кахрая. А тот косился на рыжую с таким выражением лица, что становилось очевидно — его интерес давно вышел за рамки делового.

Плохо.

Отвратительно.

И вообще… Кахрай к нему, к Тойтеку, приставлен для охраны и помощи, а вместо этого заглядывается на всяких там… наследниц.

Главное, места в лифте много, а эта встала рядом, еще немного и прижмется. И запах ее духов, легкий, фруктовый, окутывает не только Кахрая, но и Тойтека. А Тойтек фруктовые духи любит еще меньше, чем каррозу.

И вообще женщин.

От них все беды.

Лифт остановился. Двери распахнулись.

— О, и вы туточки! — радостно воскликнула уже знакомая особь, которую Тойтек мысленно отнес к условно женским, но безусловно тупым. Ибо умный человек не станет себя вести подобным образом.

Кулинарный критик, обозреватель и владелица собственного канала радостно помахала ладошкой. В ладошке был зажат флажок с изображением грозди каррозовых орехов.

— А штаники милые. Только складок много, — сказала она. — И почти не опоздали. Почти всех выгрузили уже. Я вот тоже толкотни не люблю…

От нее, что характерно, тоже пахло фруктами, но как-то чересчур резко, да и чудились в этом аромате тонкие ноты падали.

Тойтек чихнул.

— А этого надо ли тащить? — тотчас осведомилась Труди и для надежности ткнула в Тойтека пальцем. Попыталась. Ибо рука ее была перехвачена.

— Не стоит трогать. Он не любит, — мрачно произнес Кахрай, разглядывая Труди так, будто именно в ней и видел основной источник опасности.

— Ага, — только и смогла выдавить она.

Кахрай пальцы разжал.

— Он же ж хворый совсем, — Труди благоразумно убрала руку за спину. — Еще окочурится ненароком. Я ж это… волнуюсь.

— Не совсем. Не окочурится. Не стоит волноваться. — Кахрай вновь изобразил улыбку, которая на нормальных людей действовала подавляюще.

И Труди кивнула.

Попятилась слегка.

— Ну… раз вы… уверены…

— Всецело.

— Ну… тогда я пошла, что ли… уже пора…

На палубе скучал стюард, в глазах которого читались одновременно и тоска, и раздражение. Причем первое, как Тойтек догадался, происходило от работы, которую стюард полагал бессмысленной, а причиной второго являлось отношение пассажиров, не изволивших явиться вовремя.

— Вы опоздали, — мрачно заметил стюард, набирая код активации. — Экскурсия уже началась.

— Ничего страшного, — рыженькая одарила его улыбкой, от которой стюард приосанился, а вот Кахрай, напротив, помрачнел.

Наивный он.

Не понимает, что для наследницы древнего аристократического рода это все не всерьез. И вообще не стоит верить женщинам. Особенно таким, молоденьким и симпатичным.

Тойтек уже поверил.

И что?

В галактическом лифте Труди попыталась устроиться рядом. И тотчас сердце заухало, застучало… а если она? Вот эта нелепая навязчивая особа, слишком шумная, слишком яркая, чтобы это было настоящим? Если… она сама призналась, что разъезжает по миру, а это удобное прикрытие. Тойтек попытался наклониться, чтобы разглядеть ее получше, но неподатливое тело накренилось, голова запрокинулась.

Запрокинулась бы.

— Сиди смирно, — шепотом попросил Кахрай, выправляя осанку. — И не пыхти.

И вовсе Тойтек не пыхтел. Он дышит просто. Стресс влияет на работу надпочечников, и не только их, между прочим, а выделившийся адреналин усиливает сердцебиение и ускоряет дыхание. А что носовые фильтры не справляются, так то не вина Тойтека.

Совсем не его.

Он все же сумел повернуть голову и покосился на Труди, что отодвинулась всего на шаг. А главное, его внимание не осталось незамеченным.

Тойтека одарили жарким взглядом.

Взмахом ресниц.

И накрашенные ярко-лиловой помадой губы вытянулись. Труди причмокнула и взмахнула флажком… к счастью, спуск прервался, а сквозь распахнувшуюся дверь пахнуло свежим ветром, морем и каррозой… кто бы знал, до чего она воняет!

Запахи.

Конечно, Лотте случалось бывать на производствах, еще тогда, когда не требовалось постоянное ее присутствие на Новой Британии. И помнила она, что пыльный аромат шахт Энвадора, что стерильную чистоту перерабатывающих заводов Третьего кольца, что эту вот, влажноватую прелую вонь дозревающей каррозы, с которой фильтры то ли не справлялись, то ли не должны были справляться, поставленные лишь для очистки воздуха от особо опасных примесей.

Лотта чихнула.

Поморщилась.

— Ну и… — Труди высказалась куда как определенней. И зажала нос пальцами. Однако дышать ртом было неудобно. Местный воздух был слишком влажным, тяжелым, непривычным после стабилизированной атмосферы корабля.

— Просто постарайтесь расслабиться, — посоветовала Лотта, сделав глубокий вдох. С трудом, но получилось унять першение в горле, и в легких, и спустя пару минут вонь стала не такой уж и раздражающей.

Местные вообще запахи не замечают.

— Это… вообще нормально? — просипел Кахрай.

— Да, — ответила бледная тонкая девушка в униформе. На груди ее переливался неоном логотип компании, но выглядело это отчего-то донельзя вызывающе. Особенно то, как на эту грудь уставились все.

Даже Труди.

— К сожалению, карроза крайне специфичное растение, — девушка мило улыбалась. И ей тоже улыбались. Все. Особенно Кахрай. — И ее развитие сопряжено с рядом крайне любопытных процессов. Меня зовут Алина. И сегодня я буду вашим гидом. К сожалению, гости случаются у нас не так и часто, а потому прошу простить, если что пойдет не так…

Все не так.

Вот… в книгах герои не смотрят на других женщин. Вообще. Категорически. Это не нравится читательницам, и теперь Лотта понимала, почему.

В книгах герои любят героинь.

Сильно.

С первого взгляда и до конца дней своих, даже если сами себе в том не признаются по причине исконно мужского упрямства. Но любая женщина знает, что кротость, любовь и настойчивость рано или поздно одолеют любого упрямца.