Мораторий на крови - Марк Фурман

Печерская заняла дальний столик у открытого окна, отгороженный крапчатой, под мрамор, колонной. На нем чашечка кофе, вскрытая пачка «Парламента», зажигалка. Подруги обнялись.

— Давно ждешь? — поинтересовалась Нинель.

— Только подошла, успела выпить кофе. Волнуюсь, Ниночка. Так что за спешка?

— Погоди, скоро узнаешь. А пока поужинаем, заказывай все, что твоей душеньке угодно. Сегодня я угощаю, если не возражаешь, начнем с коньячка…

Дождавшись, пока официант, приняв заказ, отошел от стола, Бойко поинтересовалась:

— Что нового у нас в тюряге?

— Новости немалые. Пока ты по столицам ездишь, Папашу от дел отстранили, Ваню Стукашова заодно. С утра особисты в их кабинетах возились, увезли документы и бумаги, двери опечатали. Потом сопроводили обоих в закрытый автобус, куда-то увезли. Жалеешь Федора? — Она погладила ладонью руку подруги.

— Что жалеть, Нинок, — весело, едва ли не восторженно откликнулась Бойко. — Давно хотела дать ему вольную, вот другие и позаботились о бедной секретарше. Давай-ка выпьем по рюмке-другой «Хеннесси», перекусим, там и поговорим.

— От «Хеннесси» не откажусь, хотя в такую жару наша водочка лучше идет. Но учти, подруженька, ты с Федором поступай как знаешь, а я своего Благова бросать не намерена. Как друг и мужик он меня вполне устраивает.

— Это уж твое дело, Нинок. Тут ты права, как там в песне поется: «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…» А теперь слушай, разговор предстоит серьезный. Помнишь, как мы с тобой наркоту Дамзаеву передали? — огорошила она Печерскую.

Покраснев от неожиданности и покрывшись капельками пота, та шепотом спросила:

— И это известно?

— Как оказалось, то была заранее продуманная акция, хотя соответствующие органы подключили к ней и лиц, которые за все заплатили. Но нет худа без добра. Наркота развязала террористу язык, он о многом рассказал. А теперь непосредственно о деле…

— Но ты же, б…дь, сказала, что наркоту для Дамзаева тайно передали его родные, — злобно вскрикнула Печерская. — Вот уж не думала, что ты способна на обман подруги, такую подлость.

— Погоди, не горячись, сейчас все объясню. Ведь это ФСБ поначалу вошла в контакт с его родными. Я тогда ни о чем не знала, мы обе стали лишь передаточным звеном. И как мне сегодня сообщили, благодаря нам и тебе тоже удалось предотвратить новые теракты, спасти жизнь сотням людей.

Заметив, что пыл Печерской несколько угас, Бойко продолжила:

— Они предлагают нам сотрудничество, в нынешней ситуации — грех отказываться. Иначе, как сама понимаешь, церемониться с нами не станут. Пособничество в передаче наркотиков, да еще террористу-смертнику, карается ну по очень крутой статье. Или ты хочешь сменить свой уютный стоматкабинет на женскую колонию строгого режима?

— Ладно, сотрудничество так сотрудничество, — неожиданно легко согласилась Печерская. — И что ты предлагаешь?

— Завтра в десять тебе надо позвонить по этому телефону, — Бойко достала из косметички аккуратно сложенную бумажку с номером. — Тебя примут, наверняка предложат кофе или чай, поговорят. Причем вежливо, без всякого нажима, это их проверенный метод. И не трусь, подружка. Как я поняла, их интересуют те более чем годичной давности подробности твоего общения с Дамзаевым в вашем кабинете. Ведь разработка террориста продолжается. И еще запомни: наш разговор строго конфиденциальный, даже столь любимому тобой Благову — ни слова.

Утром следующего дня ровно в назначенное время Нина Печерская подошла к зданию Тригорского управления ФСБ. Последовали обычные формальности, как и в любом учреждении: паспорт, досмотр сумочки, проход через рамку, — закончившиеся выпиской пропуска. Дежурный проводил ее в кабинет на втором этаже, где за тонированными окнами и кондиционером, гнавшим живительную прохладу, навстречу ей встал благоухающий хорошим парфюмом моложавый мужчина.

— Доброе утро, Нина Анатольевна. — Он доброжелательно улыбнулся, протянул руку. — Алексей Васильевич Горский, кстати, мы знакомы, как-то виделись в централе. Чай, кофе для бодрости в жару не помешают?

Нина отказалась:

— Утренний кофе для меня, что молитва для верующих. Недавно пила, без него и день не день…

— Тогда начнем без предисловий. Вы ведь знаете, что именно по нашей инициативе с помощью вас и Бойко состоялась передача наркотиков террористу Дамзаеву?

Печерская, кивнув головой, не без легкого кокетства взглянула на Горского:

— Да, взяла грех на душу, уж очень Бойко просила. Деньги оказались огромными для скромного врача, к тому же она утверждала, что все останется в тайне. Я оказалась слабой, не лучшего поведения женщиной.

— Не стоит ворошить прошлое. Замечу, однако, что, расслабившись после приема наркотиков, Дамзаев дал нам очень ценные сведения, и мы должны вас скорее благодарить, чем осуждать. Но продолжим, соберитесь с мыслями и расскажите в мельчайших подробностях, о чем вы говорили с Дамзаевым. Ваши показания будут записаны на диктофон, они могут оказаться весьма важными в предотвращении возможных терактов.

Горский положил перед Печерской маленький портативный диктофон, нажал кнопку. Тотчас загорелся зеленоватый огонек.

— Соберитесь с мыслями и начинайте.

— Даже не знаю с чего начать… Попробую… Как только Дамзаев сел в стоматологическое кресло, два его конвоира расположились в углу на кушетке. Наручники с него так и не сняли, хотя для удобства лечения я попросила об этом. Сразу включила бормашину на высокие обороты, велела Дамзаеву раскрыть рот. Несмотря на молодость, зубы у него оказались крайне запущенными — черные, гнилые, с глубоким кариесом, выпавшими пломбами. Но меня они мало интересовали. Основательно покопавшись во рту, я наклонилась над ним и под шум бормашины шепнула:

— Таблетки в вате с бинтом. После укола я наложу тебе бинт.

Затем я сознательно ввела сверло в черный инфицированный зуб. Дамзаев дернулся, вскрикнул от боли, но успел шепотом спросить:

— Кто?

— Сестра, — ответила я, — приехала с этим из дома. — Так мне велели говорить. — На этом наш разговор и закончился.

Потом я сделала ему два обезболивающих укола пантопона — в нижнюю челюсть и в руку, больше для отвода глаз. Взяв ватный тампон с таблетками, плотно укрепила его пластырем, наложила круговой бинт на голову. Через два дня его вновь привели ко мне. Я сняла бинт, покопалась у него во рту. Он лишь благодарно кивнул, при этом мы не проронили ни слова.

Горский выключил диктофон, в задумчивости произнес:

— Наркотики, переданные вам, медики приобрели сами. Тут поработали наши люди, асы фармакологии. Значит, в разговоре с Дамзаевым была упомянута его сестра?

— Он произнес только одно слово: «Кто?» Я ответила, что таблетки передала его сестра. Ее имя упомянуто не было.