Написано кровью моего сердца. Книга 2. Кровь от крови моей - Диана Гэблдон

– А! – Джем быстро вскочил и посмотрел на мать круглыми глазами. – Она слышит папу!

Роджер направил свою лошадь в сторону Лаллиброха – куда еще ему было идти? Он попрощался с Брайаном Фрэзером шесть недель назад и с грустью думал о том, что они больше не увидятся. При мысли о новой встрече с Брайаном стало немного легче. Он обязательно выслушает и проявит сочувствие, хотя Роджер мало чего может ему рассказать, не таясь.

Конечно, придется сообщить Брайану, что он не нашел Джема. Последние недели страшная боль из-за отсутствия Джемми утихла, ведь Роджер надеялся, что встреча с Джерри подскажет, где искать сына. Однако этого не случилось, и теперь каждый стук его сердца отдавал болью в груди.

Так какого черта все это значило? Вот загадка. Может, он нашел единственного Джеремайю, что был здесь? Если так, то… где Джем?

Роджер хотел сказать Брайану, что обнаружил мужчину, которому принадлежали личные знаки, – он обязательно спросит. Только как сделать это, не раскрывая личности Джерри и его связи с Роджером? И желательно не говоря о том, что случилось с пилотом. Роджер вздохнул и дернул поводья, чтобы лошадь обошла большую лужу на дороге. Можно было бы соврать, сказав, что ничего не вышло и Джерри Маккензи он не нашел, но врать такому великодушному человеку Роджер не хотел.

Бака тоже нельзя упоминать. В данный момент он беспокоил Роджера почти так же сильно, как пропавший Джем.

«Не быть тебе священником, раз ты так нечестен». Он пытался быть честным. С его эгоистичной точки зрения правда состояла в том, что Роджеру ужасно не хватало компании Бака, которому он, кстати, невероятно завидовал, ведь Бак может добраться до Брианны, хотя при этом его пугала мысль о том, что родичу не удастся пройти через камни. Он умрет в пустоте или снова потеряется, оказавшись в непонятном времени.

Для Бака же правда заключалась в следующем: ему было необходимо раз и навсегда убраться подальше от Гейлис Дункан (о чем еще можно поспорить), однако проход через камни являлся самым неприятным способом добиться желаемого.

Любезный жест Бака стал настоящим искушением. Если все получится, если Бак сообщит Бри, где Роджер… вряд ли он сам уже вернется. Побочные эффекты путешествия во времени накапливаются, а по ту сторону Бака не будет ждать Гектор Макьюэн.

Но раз он сам хочет пройти через камни, несмотря на грозящую ему опасность, Роджер обязан убедить Бака вернуться к своей жене, так ведь?

Тыльной стороной ладони он дотронулся до губ, вспоминая прикосновение мягких каштановых волос Мораг к его щеке, когда Роджер целовал ее в лоб на берегу Аламанс. Ее взгляд был полон доверия – а вскоре она, черт возьми, спасла ему жизнь. Роджер положил пальцы на шею и с некоторым удивлением, сопутствующим осознанию чего-то нового о давно известных вещах, понял: несмотря на все горькие сожаления о своем поврежденном голосе, он ни в коем случае не жалел о том, что Мораг избавила его от смерти.

Когда Стивен Боннет выбросил сына Мораг за борт, Роджер, рискуя жизнью, спас ребенка, и все же поступок Мораг вряд ли был совершен в уплату долга. Она просто не хотела, чтобы Роджер погиб.

Ну а он не хочет, чтобы умирал Бак.

Только ждала ли его Мораг? Бак утверждал, что нет, но он мог ошибаться. Роджер уверен, что Бак все еще любит Мораг и отрекается от семьи не из-за ее предполагаемых желаний, а из-за своей боязни потерпеть неудачу.

– Пусть так, – вслух сказал Роджер. – Не пора ли уже перестать вмешиваться в чужие жизни?

Он покачал головой и поскакал дальше сквозь легкий туман, висевший клочками над почерневшим утесником. Дождя не было, однако мрачная туча уже накрыла верхушки близлежащих гор.

Роджер никогда не спрашивал у приемного отца, каково это – быть священником, ведь сам он и не думал им становиться. Тем не менее он вырос в доме преподобного, наблюдая, как очередь из прихожан, ищущих совета или помощи, каждый день тянется к уютному, хоть и ветхому кабинету отца (после недавней встречи с Джерри Маккензи странно называть его отцом). Роджер помнил, как тот со вздохом садился пить чай на кухне с миссис Грэм и, качая головой в ответ на ее вопросительный взгляд, говорил: «Иногда я мало чем могу помочь: лишь выслушать их да помолиться».

Роджер резко остановился и закрыл глаза, желая привести свои разбегающиеся мысли в порядок. И в итоге, как любой священник со времен Аарона, вскинул руки, вопрошая: «Чего ты от меня хочешь? Что мне делать с этими людьми?»

Сказав это, он открыл глаза, но увидел перед собой не ангела с блестящим свитком, а жирную чайку с желтыми глазами-пуговками. Птица стояла на дороге в паре ярдов от лошади, и ее ничуть не смущало близкое соседство с таким большим существом. Бросив на Роджера насмешливый взгляд, чайка расправила крылья и улетела с пронзительным криком, который эхом отразился от склона холма, где, едва заметные на фоне неба, кружили ее сородичи.

Встреча с птицей по крайней мере притупила его чувство одиночества. Роджер двинулся дальше, намереваясь не думать ни о чем, пока не придется.

Кажется, Лаллиброх уже близко; если повезет, прибудет туда до темноты. При мысли о горячем чае заурчало в животе и стало немного веселее. Да, он многое не сможет поведать Брайану Фрэзеру, зато в компании хозяина и его дочери Дженни Роджеру в любом случае станет спокойнее.

Высоко в небе продолжали кружить шумные чайки. Все верно, вон показались руины крепости, что он восстановил – или восстановит? А вдруг он никогда не вернется… Боже, хватит об этом думать, иначе сойдешь с ума.

Роджер подтолкнул лошадь, и та неохотно прибавила ходу, а потом вдруг понеслась вперед, заслышав какой-то грохот.

– Тише! Тише ты, дурачина! Стой, кому сказал! – Слова Роджера, дергающего поводья, подействовали: вместе с лошадью он развернулся и увидел посреди дороги мальчишку – тяжело дышащего, с взлохмаченными рыжими волосами, почти заметного в тусклом вечернем свете.

– Папа! – закричал он, и его лицо просияло от радости. – Папа!

***

Роджер не помнил, как он слез с лошади и бежал по дороге. Он ничего не помнил до того момента, как оказался среди грязи, тумана и зарослей влажного папоротника. Роджер крепко прижимал к себе сына, и все остальное теперь было не важно.

– Папа, – всхлипывая, повторял Джем. – Папа, папа…

– Я здесь, – прошептал он, уткнувшись в волосы мальчика. По его лицу стекали слезы. – Я рядом. Не бойся.

Джем сделал прерывистый вдох и, сказав: «Я не боюсь», снова заплакал.

Наконец Роджер понял, что пора выпустить сына из объятий – вода уже пропитала его брюки. Он тоже глубоко вздохнул, разгладил волосы Джема и поцеловал в макушку.

– От тебя пахнет чем-то козлиным, – рассмеялся Роджер, протирая глаза тыльной стороной ладони. – Где ты, черт возьми, был?