Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех - Надежда Ожигина

Как полагалось в любом приличном церемониале, значились в списках глашатаев зачинщики и ответчики. Вызов бросали знатные рыцари бывшего королевства Ферро, принимали его воители Сельты.

Эрей, щурясь от яркого солнца, осмотрел трибуны Сельты, Олеты и наконец задержал взгляд на воинах Антанны.

Мятежный брат Императора прибыл с малой свитой, но с такой впечатляющей охраной, будто боялся немедленного заточения. Правильнее сказать, он прихватил малое войско возжелавших принять участие в турнире, однако считанные единицы боевой сотни рискнули выйти на ристалище.

Свита Линара была совсем уж неброска и открыто старалась затеряться в толпе, слиться с креслами, дабы не мешать господину веселиться. Антанна не была богата истинной знатью, возносившей родословные едва ли не к Эттивве-Разрушителю; эта сонная окраина дала приют десятку мелкопоместных дворян сомнительного происхождения да с полсотни просадивших состояние купцов, весьма сходных обликом с дворянами. Подобную мелочь на императорский турнир, понятно, не приглашали. А вот с войском случай был особый.

Войско Линара в большинстве своем состояло из наемников, весьма знатных, родовитых, младших сынов известных фамилий. Костяк его составляли неугомонные селты, унюхавшие войну с Ферро и не упустившие шанса в ней отличиться. Вот эти-то селты не решались теперь шагнуть на ристалище, дабы не сражаться с братьями за ломаную ракушку, не переходить дороги прославленным Даго-и-Норам. Они свято верили в победу Эмберли и возносили за него молитвы Единому.

Налюбовавшись сотней, рассевшейся в креслах с самострелами на коленях, маг скользнул рассеянным взглядом чуть выше и потянулся к мешочку на поясе. На миг пригрезилось: высокий статный мужчина, темноволосый, медноглазый, сидит, будто наместник, над свитой, у ног его девушка с бледным лицом, теребящая черную косу, они говорят о турнире, о схватках и шансах… Видение схлынуло талой водой, оставив привкус угрозы. Верхние кресла вновь стали пусты: ни мужчины, ни девушки.

«Ни Лорейны! – невпопад подумалось Эрею. – А ведь обещала!»

В то же мгновение ему привиделся огромный змей; он летел по небу, тяжелый, неповоротливый, блестел на солнце аспидной чешуей. Что-то мешало его полету, клонило к земле; воочию маг увидел жало оперенной стрелы, нацеленной в самое сердце крылатого гада, ощутил себя несущим смерть наконечником, но тут Эрея окликнул Линар, и он вернулся в реальность.

На поле тем временем герольды зачитывали список зачинщиков.

Большинство выезжавших на ристалище рыцарей маг знал, иных даже с младенчества. Наслышан был о родителях, о славных наставниках, о регалиях и заслугах духовных. Сильны были рыцари Ферро, ничуть не уступая воинственным соперникам; и реяла над полем Алая Корона, ставшая стягом Империи.

– Доблестный рыцарь Эствик.

– Доблестный рыцарь Фигизмунд, сын Ратлика Меченосца.

– Доблестный рыцарь Праллет…

Имена, имена… Одних этих имен было достаточно для вызова на поединок. Они подобны были латной перчатке, брошенной под копыта коня. Сельтские трибуны шумели, гудели, поперек герольду прославляя своих, суля недругам многие неприятности. Ферры со своих мест отвечали на оскорбления хулой и издевкой, но до драки не дошло, и загодя заготовленные комья грязи в противников не полетели, хотя гвалт стоял невыносимый.

– Доблестный рыцарь…

– Доблестный…

– Доблестный рыцарь, пожелавший остаться неизвестным и на время турнира принявший имя Даритель.

Маг нахмурился, и почти тотчас к нему повернулся Император, требуя объяснений. Объяснения были излишни, да и ответчик выбран неверно, но то, что случилась импровизация в столь тщательно отрепетированном спектакле, сомнений не оставляло. По правилам каждый рыцарь, доказавший свою родовитость и храбрость, имел право принять участие в императорском турнире. Но если того требовали обеты или иные обстоятельства, имя рыцаря оставалось неназванным, и храбрость он доказывал уже на деле, рискуя жизнью и пытаясь снискать славу и чины на поле брани. Рисуя заново судьбу острием копья, как пели, не скупясь на сравнения, трубадуры.

В давние времена, когда турниры случались чаще, а странствующие рыцари не были в диковину, такие храбрецы, бывало, меняли ход истории. Эрей помнил, как безымянный рыцарь по прозвищу Хмель завоевал маршальский жезл кратким ударом копья, и воинственный Гарон обрел самого верного из союзников, Амидо Тан-Верби, победителя при Сарранторе и местечке Рахд. Помнил он, и как в Ростерском турнире дочь наместника досталась бедному дворянчику, возмечтавшему о великой доле, а оставшийся без жены барон Ле-Фогт пошел войной на область Льен, почившую под сапогами его армии.

Эрей крайне неодобрительно относился к безымянным храбрецам, но…

– Мы не можем его выгнать, – только и сказал он государю.

– Похоже, рыцарь будет биться на вашей стороне! – ядовито хмыкнул Линар. – Поздравляю с сюрпризом!

– Неужели он метит сразиться с сыном моим? – поддержал его Варт Даго-и-Нор, азартно потирая руки. – Тем интересней, черт возьми, тем веселее!

– Не оскудели земли Ферро героями, – философски вздохнул государь, слабым кивком принимая рыцаря.

– Это дело поправимое! – едва ли не в голос ответили Линар и сварливый Варт, мигом почувствовав симпатию друг к другу. О том, что Линар помогал Сельте в борьбе против Империи, эти двое предпочитали помалкивать, скрывая былой союз.

Представленных герольдом рыцарей славной Сельты встречали свистом и овациями, хулой и хвалой, как извечно водилось между селтами и феррами. Лишь Эмберли Даго-и-Нор выехал в круг в почтительной тишине и неторопливо раскланялся по сторонам светотени, как требовал обычай. Спешившись у императорской ложи, он обнажил красивую голову и склонил колено пред государем, пред своим отцом и прежде всего – пред дамой сердца. Волнуясь из-за красоты и важности момента, Рандира встала и повязала ленту на древко протянутого ей копья, благословляя оружие воина.

Трибуны тотчас ответили прославляющим ревом и здравицами в честь государыни и ее верного рыцаря.

После представления рыцарства Олеты, Альтавины, Антанны и ряда мелких княжеств, чьи витязи случились в Мантрее скорее случайно, чем приехали по приглашению, Император дал сигнал маршалам, и те объявили турнир открытым. На поле тотчас высыпали лицедеи, для народа выкатили бочки с пивом и молодым вином. Веселье понеслось, и до самой ночи продолжались гуляния.

На следующий день, в первый день состязаний, рыцарство показывало свою удаль на ристалище.

На полном скаку бойцы ловили копьями закрепленные на шестах кольца, стараясь превзойти соперника и уцепить за раз побольше, не потревожив опор. Срубали головы соломенным чучелам, поражали щиты в указанных точках, подхватывали прутики, разбросанные по ристалищу, не покидая седел.

Творимое действо слегка отдавало экзаменом; нечто подобное всем участникам пришлось пройти сразу по прибытии, чтоб получить жетон и доступ к основному турниру. Невозможно было выйти на ристалище, не доказав, что умеешь сидеть в седле, владеешь копьем и мечом, можешь двигаться в тяжелых латных доспехах. Уставом императорского турнира не одобрялось кровопролитие, и новички, едва взявшие в руки оружие, отсеивались довольно жестко.