Зов Уршада - Виталий Сертаков

Общими усилиями мы приоткрыли для Кеа окно, она снова взяла след. Перевертыш успокоился, машину почти не трясло. Или нам на сей раз достался более послушный экипаж, или Кой-Кой научился вождению. В какой-то момент мы замерли, слегка стукнувшись носом.

— Что там случилось?

— Много машин, все стоят, — доложил Кой-Кой.

— Ты давно гуляешь под фонарями?

— Что? А-а-а… Второй год. А что вы так смотрите? Как бабулю забрали, так на меня все посыпалось.

— Сейчас мы найдем твою бабушку и заберем из темницы. Но ты сама должна уговорить ее. Я не могу заставить колдунью поделиться силой.

— Уговорить на что?

— Как на что?! Уговори ее, чтобы она передала тебе наследство вашего рода. Тогда ты вернешься в себя и поверишь в себя.

— Вы что, предлагаете мне самой пойти и попроситься в камеру?!

— Но я ведь не узнаю твою бабушку без тебя.

Здесь я слегка покривила душой. Нюхач отыскала бы ее бабушку среди тысячи чужих бабушек. Но для меня было важно, чтобы девочка сломала в себе страх. Я не просила ее идти впереди, не просила ее драться или творить формулы. От нее требовалось только одно — победить себя. Когда крошечной Красной волчице стукнуло пять или шесть лет, ее ломали точно так же.

Боятся все, страх живет в любом сердце. Но стать Красной волчицей можно, лишь научившись скручивать свой страх в узел. Я научилась этому в детстве, когда ночью вброд переходила бешеную Леопардовую реку. Когда кормила с рук дикую пуму. Когда отнимала у огненного скорпиона его деток.

Девочке Юле предстояло скрутить страх сегодня.

— Женщина-гроза, я чую смерть старушки.

В первый миг я не сразу сообразила, кто заговорил со мной на хинском. В голове моей словно перепутались рыбацкие сети, я перестала понимать, кто и на каком наречии домогается моего внимания.

— Женщина-гроза, я чую, что мы сумеем войти в темницу, но обратно всем не выйти. Кто-то погибнет, скорее всего — старушка.

— Кой-Кой, останови повозку!

Перевертыш, как всегда, сделал это слишком резко. Мы свалили столик с га-зе-та-ми и подмяли двухколесную тележку. Два мальчика, боязливо поглядывая на наш экипаж, спускались с зарешеченного окна. Мужчина сползал с фонарного столба. Пожилая женщина с сумками неловко слезала с крыши стоящей машины.

— Марта, он снова ехал по тротуару, — сквозь слезы пожаловалась Юля. — Мы чуть всех не задавили.

— Кеа, что же мне делать? — Меня меньше всего заботили неловкие пешие.

— Я долго думала. — Кеа подвигала своим чутким ноздреватым баклажаном. — Что, если тебе воспользоваться шафраном?

— Ты… ты… — Я не сразу подобрала ответ. — Ты глупый ленивый мешок! Наслушалась здешних сказочников и совсем спятила? Ты хоть представляешь, о чье имя ты трешь свой глупый язык?! Ты представляешь, что может случиться, если Владыка препятствий разгневается?

— Мы можем погибнуть все. — Нюхач похлопала роскошными ресницами. — Но если ты не призовешь его, нас всех здесь убьют. И очень скоро.

Рахмани вглядывался в людей, заполнивших зал, и с каждой песчинкой чувствовал себя все менее уютно. Эти люди, на внимание которых он так надеялся, вовсе не желали искать утерянную честь.

Они охотились за чужим страхом.

Они алчно следили за чужими страданиями и невзгодами.

Они кипели черной завистью, когда наблюдали, как другим возвращают награбленные деньги.

Они расцветали предвкушением, когда слышали очередное звонкое имя.

Рахмани не меньше дюжины раз повторил, что просит аудиенции у губернатора. В ответ у него требовали документы. Он избегал тех, кто охотился за документами, спрашивал у других, подвижных юношей и девушек, юрко сновавших по коридорам пышно убранного дворца, но никто не старался ему помочь. Внутри они втроем оказались благодаря про-пускам, которые выписал им знакомый журналист Ромашки.

Хирург тоже ощущал себя не в своей тарелке, раз сорок ему названивал кто-то на телефон, знакомые и незнакомые. И все требовали подтвердить: неужели «Альянс-2» вернул деньги, и в какой форме, и сколько процентов сверху, и когда получать остальным, и почему Анатолий Ромашка уже свое загреб, а те, кто раньше в очереди стояли, сосут лапу, и не только лапу?..

В какой-то момент взбешенный лекарь отключил сотовый.

— Рахмани, нам лучше уехать. У меня плохое предчувствие…

— Но твой друг обещал, что нас примет этот… как его?

— Первый заместитель.

— Вот! Разве это плохо? Нам нужен тот, кто соберет старейшин города и объявит о том, что Великая степь…

— Рахмани, я вас умоляю… — Толик молитвенно сложил руки, — ни слова о Великой степи!

— Но почему?! Ведь вы все нам поверили. Все твои друзья убедились, что это правда. И даже твои враги убедились.

— Потому что одного человека или десять человек можно убедить. Но если сейчас, прямо перед телекамерами, Снорри начнет показывать все свои руки и ноги, выйдет очень плохо. Нас отключат от эфира насовсем. Никто не поверит в Великую степь и в Янтарный канал, пока об этом не скажут наши известные ученые. А про вас все решат, что это трюк, фокус, понятно? Если зритель хоть на секунду заподозрит, что видит шоу, у нас ничего не выйдет с депутатом…

Скрепя сердце Ловец снова согласился молчать. Еще раньше он пообещал себе, что сделает для лекаря все, что тот попросит и что будет в его силах. Получив свои деньги, Ромашка не стал счастливее, чем раньше. Очень скоро ему позвонила бывшая жена и стала делать туманные или, скорее, вполне прозрачные намеки. Затем позвонил мужчина, который не представился, но сердечно попросил не тратить так внезапно вернувшиеся средства, поскольку их очень скоро придется возвращать. Сколько ни выпытывал Снорри у хозяев бывшего «Альянса-2», кто бы это мог звонить, Дагой и Боровиков в один голос клялись в своей полной непричастности.

После пережитого ранним утром, когда водомер катал их по очереди по вертикали заводской трубы, после массы благородных дел, которых в мирное время хватило бы на пятилетку, но пришлось совершить за пару часов, получившие внезапную известность строители решили эту самую известность с кем-нибудь разделить. Почти без нажима они принялись называть имена казнокрадов и мздоимцев в правительстве города, которым когда-то вручали деньги. Рахмани подсчитал, что набралось достаточно весельников для нижнего ряда биремы.

В какой-то момент бравые строители назвали фамилию своего приятеля, который проявил себя энергичным и ответственным помощником депутата, а по совместительству успевал совершить множество подвигов, которые могли бы крайне заинтересовать прокуратуру и следственные органы…

Если бы эти органы интересовались подвигами депутатов.