Зов Уршада - Виталий Сертаков

— Позвольте, я намерен внести протест! — поправляя очки, в створе коридора подпрыгивал высокий мужчина в полосатом костюме. — Моя фамилия Зиньковский, я работаю в юридическом отделе ЗакСа. Позвольте вам заметить, вы уже огульно обвинили четверых депутатов Законодательного собрания в причастности к тяжким преступлениям. Не имея достаточных доказательств, вы непременно будете отвечать за клевету…

В общем шуме взлетали отдельные голоса:

— А кто, вообще, такие эти люди?

— Что это за чекистская «тройка»? Расселись тут в кожаных пальто, понимаете…

— Миша, плевать на твою женскую тюрьму, тут такое творится, впору всем в отставку подавать…

— Вы что, идиот? Конечно, губернатор предупрежден и не приедет. Еще не хватало опозориться, попасть на один снимок с этим…

— Это готовый пациент Кащенко, можно выносить.

— Алло, Геночка, передай главному: если это не выйдет в вечернем блоке, мы увольняемся вместе с оператором!

— Уже передали, едет комиссия из Москвы, силовиков поувольняют, это как принято…

— На месте прокурора я бы подал в отставку уже сегодня…

Рахмани хотелось завыть.

— Ответьте, пожалуйста, если это не повредит вам в суде. — Голубоглазая девушка перехватила инициативу. — Вы признаете, что участвовали в травле сирот психотропными препаратами с целью завладения и перепродажи их жилплощади?

— Я же не один, я не знал… признаю, все признаю…

Лекарь Ромашка послушал свой телефон и вдруг изменился в лице.

— Рахмани, вы слышите меня? Нам придется тут все бросить и срочно бежать в институт. Это Аркадий звонил, он там, он нас ждет.

— Что случилось, говори до конца!

Ромашка выстукивал зубами горский свадебный танец.

— Туда заявились оперативники, кто-то видел вашу Марту, как она лезла через окно, или нас кто-то продал… Короче, Аркадий говорит, что они хотели забрать нашего раненого, но Поликрит им не позволил. Он отбил у них Зорана, а сам забаррикадировался в подвале.

— Храни его Премудрый… а эти люди, они еще там?

Ромашка побледнел, трубка тонко верещала у него в руке голосом Аркадия.

— Он их убил… Поликрит. Четверых, голыми руками. Аркадий говорит, что его снова ранили, неопасно, но хуже другое. Они ранили Зорана, когда Поликрит нес его на руках по лестнице.

«Во власти твоей, Аша Вахишта, Аша Вахишта, покровитель храмового огня…»

Рахмани шептал молитву и краем уха ловил шепоты.

— Что там бормочет этот кретин?

— Да бухой он, разве не видишь?

Рахмани отодвинул стул и пошел к выходу, на бегу кивнув Снорри. Его окружали вспышки и пристальные круглые глаза телекамер. Вероятно, это был самый удачный момент сказать им про Великую степь, про Зеленую улыбку, про подарки Тьмы и про Янтарный канал, который надо скорее вскрыть, чтобы вместе жить в мире и доброте…

Но он ничего им не сказал.

Потому что больше не верил.

Он бежал, разыскивая клочок сырой земли, но повсюду расстилался асфальт или гранитные плиты. Снорри с доктором еле поспевали за ним в потоке машин. Машины никуда не ехали, они дымили и фырчали, выстроившись в пять рядов вокруг величественного собора. Золотой его купол сиял под лучами Короны, чуть ниже по лесенкам карабкались любопытные люди. Люди были повсюду, они сновали среди машин, курили, смеялись, целовались, ругались. Люди напирали тысячной толпой, но никому не было дела до умирающего дома Ивачича…

— Дом Саади, вон там, в парке, есть земля, — догадался Снорри.

— Не годится, — на бегу откликнулся Ловец. — Посмотри, там даже лежат на траве, а мне нужна тишина!

В проходном дворе встретились крепкие подростки с пивом.

— Э, брателло, гля, цацки какие навесил! Эй, ты что, пидор, в ухе такое таскаешь? Гля, и на локте тоже, охренеть!

— А чё морду тряпкой обернул? Слышь, с тобой говорят, ты чё такой борзый?

Двое заступили ему путь, Ловец ткнул им пальцами в глаза. Затем обернулся к третьему, который настигал его с ножом. Снорри летел со всех ног, в глубине подворотни, но не успевал.

— Дом Саади, не убивай его! — Очевидно, водомер издалека ужаснулся горящим глазам Ловца.

— Я никого не убью, — пообещал Саади.

Он позволил дворовому хулигану дважды пырнуть себя в живот. Затем фантом рассыпался, а слегка пьяному юноше показалось, что в грудь его ударили раскаленной рельсой. Когда он очухался, лежа среди отбросов в перевернутой помойке, оказалось, что золотой нагрудный крестик вместе с цепью намертво приварились к груди. Было так больно, что юный борец за права большинств заплакал. Однако его слезы мигом высохли, стоило увидеть, что сделали с его друзьями. Те ползали на четвереньках, натыкась друг на друга, безнадежно пытаясь вернуть зрение…

«Покровитель Аша Вахишта, отец ахуров, изгоняющий дэвов, во власти твоей…»

— Дом Саади, я отвезу вас по воде, но по очереди…

— Нет, найди мне чистую землю.

Относительно чистую землю разыскали в соседнем глухом дворике. Рахмани скинул обувь, поплотнее прижался пятками к тверди. Стоило ему повторить первые слова формулы, как в окружающих домах со звоном взорвались и погасли лампы, все до единой.

«Аша Вахишта, очисть землю от скверны, Аша Вахишта, очисть нас от зла…»

— Снорри, я отвезу лекаря на себе.

— Я понял, дом Саади. Не беспокойся, я вас обгоню.

— Не надо обгонять, будь осторожен.

Праведная мысль…

Праведное слово…

Праведное дело…

Перед тем как совершить первый прыжок, Ловец с привычной горечью подумал, что все повторяется. Как раз в это время на родине парсов месяц Сириуса уступает месяцу Бессмертия, цикады беснуются в огненных кронах кипарисов, а сыновья премудрого Ормазды, Спента-Майнью и Ангро-Майнью, схватились в особенно жестокой битве над краем горизонта.

Все повторяется.

Когда-то, немыслимое число лет назад, он впервые вошел под своды Бахрама, робеющий, узкоплечий подросток, влекомый рукой отца. Только был вечер, сиял огненный закат, сплетались в вечной битве сыновья Всевидящего. Он только вошел, но этого оказалось достаточно, чтобы навсегда ввязаться в битву. В который раз Саади признал, что Учитель всегда прав. Слепой Учитель несколько раз повторил, что в битве сыновей Ормазды не бывает наблюдателей. Кем бы ты ни родился, ты участвуешь в битве тьмы и света. Даже если тебе кажется, что ты стоишь в сторонке. Можешь не сомневаться, что, поджидая в сторонке, ты приветствуешь тьму. Так повторял мальчикам-жрецам Слепой старец.

— Не бойся, закрой глаза. — Рахмани подхватил худощавого лекаря на руки.