Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс

Различие, сделанное судом рейха между двумя видами государства, и намек на то, что Веймарская республика была просто некоторым временным отклонением, «не определенным в конституции», лишь еще более четко продемонстрировали, каких позиций придерживались тогдашние судьи. Такие вердикты не могли не принести своих плодов. Политические и другие процессы были очень важными событиями в Веймарской республике, их посещало большое количество людей, в прессе о них публиковались обширные репортажи, а местами и дословные выдержки из стенограмм, о них страстно спорили в законодательных собраниях, клубах и обществах. Подобные вердикты только придавали уверенность крайне правым оппонентам республики и помогали подрывать ее легитимность.

Правые и антиреспубликанские симпатии судебной власти разделялись и государственными обвинителями. Обвинения, выдвигаемые против правых преступников, рассмотрение заявлений защиты, допросы свидетелей, даже оформление вступительного и заключительного слова — все свидетельствовало о том, что прокуроры считали националистические убеждения и намерения смягчающими обстоятельствами. Таким образом, судьи, прокуроры, полиция, управляющие и охранники тюрем, судебные исполнители и все агенты, занимавшиеся исполнением судебных решений, подрывали легитимность республики, поддерживая ее врагов. Даже если они и не хотели осознанно саботировать новую демократию, даже если они и принимали ее на данный момент как неизбежную необходимость, результатом их поведения было распространение мнения о том, что она в некотором отношении чужда истинному духу Германского рейха. Очень немногие из них были убежденными демократами или стремились поставить республику на ноги. Если закон и его исполнители были против республики, имела ли она какие-нибудь шансы?

I

Если Веймарская республика и могла чем-то завоевать лояльность и благодарность масс, то это созданием новой системы социального обеспечения. Разумеется, в Германии были социальные организации и до 1914 г., особенно после того, как Бисмарк ввел такие понятия, как медицинское страхование, страхование от несчастных случаев и пенсии по возрасту, в попытке отвернуть рабочий класс от социал-демократии. Модели Бисмарка, дополненные и расширенные в годы после его отставки, были новаторскими для своего времени, и их нельзя считать просто прикрытием для государственного авторитаризма. Некоторые из них, в особенности система медицинского страхования, к 1914 г. охватывали миллионы рабочих, кроме того, в них достаточно широко было распространено самоуправление, что давало многим рабочим шанс на участие в выборах. Однако ни одна из этих схем не распространялась до низов социальной лестницы, где помощь бедным, находившаяся в ведении полиции и подразумевавшая лишение гражданских прав, включая право голоса, была нормой вплоть до конца эпохи Вильгельма. И все же даже здесь функционирование системы было реформировано и стандартизировано к 1914 г., и на волне бисмарковских реформ возникла профессия социального работника — служащего, занимавшегося оценкой и распределением помощи для бедных, безработных и нищих так же, как и для обычных рабочих[364].

Однако на основе этой современной версии прусского бюрократического патернализма в Веймарской республике была выстроена гораздо более развитая и обширная структура, не без некоторых сложностей соединившая в себе принципы социального католицизма и протестантской филантропии, с одной стороны, и социал-демократического равенства — с другой[365]. Сама Веймарская конституция была полна далеко идущих деклараций о важности семейной жизни и необходимости ее государственной поддержки, о долге государства перед молодежью, о праве граждан на труд и об обязанности государства предоставить всем гражданам приличное жилье[366]. Эти принципы легли в основу целой серии проведенных через рейхстаг законов, начиная с положений, касающихся соцобеспечения молодежи (1921 г.) и регулирующих работу судов по делам несовершеннолетних (1913 г.), заканчивая нормами, закрепляющими за инвалидами войны право на социальную помощь и обучение новым профессиям (1920 г.), декретами, вводящими общую систему соцобеспечения (1924 г.), и в первую очередь, как мы видели, законодательным учреждением пособий по безработице в 1927 г. Помимо прочего, были дополнены и расширены существовавшие схемы медицинского страхования, пенсий и др. Были запущены программы массового обеспечения жильем, многие из которых были по-настоящему инновационными, и только между 1927 и 1930 г. людям было предоставлено более 300 000 новых или отреставрированных домов. Число мест в больницах выросло на 50 % по сравнению с довоенными днями, и соответственно увеличилась численность медицинского персонала. Резко сократилось число инфекционных заболеваний, а сеть клиник и организаций соцобеспечения теперь поддерживала уязвимые классы населения, от матерей-одиночек до молодых людей, имеющих неприятности с полицией[367].

Создание бесплатной и всеобщей системы социального обеспечения для всех граждан было одним из главных достижений Веймарской республики, а в ретроспективе, вероятно, и самым важным. Но, несмотря на масштабы этой системы, в конечном счете она не смогла удовлетворить требованиям, сформулированным в конституции 1919 г., и разрыв между обещанным и получившимся в итоге имел самое серьезное влияние на отношение граждан к республиканскому правительству. Во-первых, экономические трудности, переживаемые республикой, практически с самого начала превратились в такую ношу для системы соцобеспечения, которую она просто не смогла вынести. Было слишком много людей, которым требовалась помощь из-за последствий войны. В вооруженных силах между 1914 и 1918 г. служило около 12 миллионов немецких мужчин. Более двух миллионов из них были убиты. В соответствии с некоторыми оценками, это было эквивалентно одной смерти на каждые 35 жителей рейха, т. е. было почти в два раза больше количества военных смертей в Соединенном королевстве, где смерть одного солдата приходилась на каждые 66 жителей, и почти в три раза больше, чем в России, где на войне погиб 1 человек на каждые 111 жителей. К концу войны более полумиллиона немецких женщин стали вдовами, а миллион детей лишились отцов. Около 2,7 миллиона мужчин вернулись с войны с ранениями, ампутациями и другими видами инвалидности и были крайне недовольны тем, что обещанная политиками награда за их службу стране так и не нашла воплощения в реальности.