Умереть - это не страшно - Марина Скрябина
Шрифт:
Интервал:
Но после маминой операции хирург сообщил, что у мамы ЧЕТВЕРТАЯ СТАДИЯ РАКА! Последняя стадия, если кто не знает. Причем нас с папой оптимистично уверяли перед операцией, что ни о какой четвертой стадии речь не идет, что положение вовсе не безнадежное, что вырежут не такой уж необходимый для жизни орган, и ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО…
С мамой судьба обошлась по наихудшему варианту. От этого известия я пребывала в таком шоке, что не поняла в момент разговора с хирургом, что стадия четвертая. Как будто меня временно переклинило, чтобы не нанести больший урон психике от навалившейся трагедии. Слово «четвертая» я переваривала дома, в объятиях любимого супруга. Уверяю вас — это значительно легче.
В онкобольнице города Балашиха с врачом разговаривала я, а значит, приняла первый удар судьбы на себя. Как сказать об этом папе? КАК СКАЗАТЬ, ЧТО ЛЮБИМОМУ ЧЕЛОВЕКУ ОСТАЛАСЬ ЖИТЬ…
— А сколько осталось? — озвучила я вопрос онкохирургу.
Он мне ответил очень расплывчато, уходя от прямого ответа, и пряча глаза:
— Всякое бывает… Зависит от пациента и от веры в счастливое исцеление. Чудеса случаются. Молитесь…
Но я-то знаю, что мои родители атеисты — так воспитаны в советское время, — и ходить в церковь не будут. Осталось за них молиться мне. Хорошо хоть маму крестили в пятилетнем возрасте. Может, Бог услышит мою молитву о ней?
О четвертой стадии я не сказала ни маме, ни папе, вынашивая в себе эту тайну, как мину замедленного действия… После каждого посещения онкобольницы я заезжала по дороге домой в церковь, где крестили моих детей, чтобы очиститься от негатива, который успевала нахватать в отделении онкологии, ведь многие тяжелобольные люди подспудно завидуют здоровым.
Я молилась за маму и за Алису, ставила свечи за всех нас, набирала святой воды, а потом возвращалась домой в Москву. Не хотелось ни есть, ни пить, а только обнимать моих любимых Рому, Алену, Игоря, чтобы почувствовать их родное тепло. Какое счастье, что они есть!
Но ближайшие родственники обвинили в маминой онкологии не только Алису, которая выматывала нервы бабушки и дедушки своим неадекватным поведением последние годы, но и меня. Даже стали сторониться и — о, ужас! — игнорировать. Своего рода «бойкот». Это подкашивало не меньше самой трагедии. Вместо того, чтобы сплотиться в едином порыве и вытаскивать из беды мою маму, родственники нашли повод для дрязг. Как же это отвратительно! Они осудили меня за то, что я не оградила папу и маму от наркоманки Алисы. Наверное, доля моей вины в этом есть, но Я ТОЖЕ ХОЧУ ЖИТЬ!
Разве моим родителям было лучше, если бы Игорь меня в свое время не спас, почти насильно забрав в Москву и поместив в военный госпиталь? Если бы не он — я умерла бы от нервного истощения, в котором находилась долгие годы из-за выкрутасов старшей дочери. Или лучше бы меня зарезали Алискины нарики за очередную дозу? И тогда бы живучая, как дворовая кошка, Алиска все равно повисла бы на моих родителях. Только это произошло бы без меня и без моих младших детей, которые бы не родились. Легко голословно обвинять, не примерив на себя чужую шкуру.
Кстати, недавно напала на статью, в которой говорилось, что такой живучестью, как у моей старшей дочери, обладают — кто бы вы думали? — шизофреники. Выходит, что полученное при рождении заболевание продлевает Алиске жизнь…
30 октября я не забуду никогда: это был Хэллоуин по-русски. Мы с Кристиной отправились с веселой компанией в крутой клубешник отметить это событие. Я специально сшила шикарный костюм паучихи — «Черная вдова». Мы с девчонками из колледжа, размалевали свои милые мордашки так, что макияжем это сложно назвать, скорее — театральный грим.
Короче, во время празднования я сорвалась с катушек и напилась: один литр рома с кока-колой, а потом, с утра, еще и водочки дома накатила, запивая ей противовирусные препараты, выписанные от ВИЧа. И что это меня переклинило?
Вы думаете, что я сдохла? Я готова отдать… Не знаю, чего готова, но после такой интоксикации умерло бы человек сто. Я имею в виду, что на сто человек хватило бы дозы того алкогольно-медикаментозного коктейля, который я вылакала.
Они, но не я!
В общем, когда я доковыляла-доползла до городской больницы и сделала экспресс-анализ, уровень гемоглобина у меня был 30 (!!!), при минимальной норме 120. Пациент скорее мертв, чем жив. Никто без предварительной записи в поликлинике принимать меня не собирался, хотя я и попыталась прорваться к участковому терапевту, госпитализировать — тоже, ведь в приемный покой я пойти не рискнула: была пьяна в стельку. Приползла обратно домой — как только сил хватило? — и свалилась замертво.
Бабушка лежала в онкобольнице в Балашихе на облучении, а дедушка увидел, в каком я состоянии, и очень испугался, что я вот-вот коньки отброшу. Пришлось ему под занавес развеселого праздничка Хэллоуина вызывать скорую помощь, которая меня в коматозном состоянии доставила в инфекционное отделение для ВИЧ-инфицированных, открытое в нашем городе недавно.
Как я осталась жива? Даже врачи охреневают.
Мне на всю жизнь запомнился тот поздний вечер, когда половина моего тела уже окоченела, как будто ее замуровали в холодный бетон. И эта бетонная масса с каждой секундой отвоевывала у еще живой плоти сантиметр за сантиметром. Я с ужасом ждала, что сейчас отойду в мир иной.
Дотянулась с превеликим трудом до сотового телефона и в истерике позвонила маме в Москву. Но она не могла приехать, потому что маленьких детей, на ночь глядя, было не с кем оставить. Тем более, что дорога в Подмосковье даже по пустынным ночным улицам заняла бы не менее часа, за который я многократно бы скопытилась.
Понимая, что помощи из Москвы не дождусь, а докричаться в полупустом отделении ни до кого не смогу — нет голоса, бросаюсь с кровати на пол и ползу в коридор при помощи одной руки и одной ноги, ведь половина тела уже не двигается…
Дежурная медсестра, которая устраивалась на ночлег около сестринского поста к счастью, заметила меня, теряющую последнюю способность двигаться. Она меня уложила обратно в постель, с кем-то созвонилась, чтобы посоветоваться, а потом уколола жесткой наркотой. Уж мне ли не отличить наркотики от действия других препаратов?! И мне вдруг стало тепло и спокойно…
Через неделю поставили диагноз — невропатия, которая была настолько сильной, что казалось: меня постоянно жгут на костре. Мне и снилась в эти дни исключительно Жанна д`Арк, которую сначала готовят к сожжению, а потом сжигают живьем на площади. Из каких глубин моей памяти выискалась хрестоматийно известная всему миру француженка?
А после алкогольно-медикаментозного коктейля на Хэллоуин противовирусные препараты, выписанные в московской клинике, я принимать не смогла. Они стали для меня настоящим ядом. «Но об этом я подумаю завтра», — сказала я заодно с американской героиней Скарлетт О`Хара. Почему бы и про нее не вспомнить после американского праздника?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!