Доктор Вишневская. Клинический случай - Андрей Шляхов

— Так то основной, а у меня есть еще и секретный, никак со мной не связанный, его мне бывшая домработница Снежанка на свой паспорт покупала. Для особых случаев. Пришлая. Значит, в понедельник к трем часам, как он и велел, оформили меня как самохода…

— Самотек.

— Ну да — самотек. Оформили, значит, привели в палату к трем бабкам — жуть, но чего не сделаешь ради любимой сестренки! — предупредили насчет анализов, ну, чтобы утром не ела, выдали баночки для мочи… В общем — все, как у вас полагается. Доктор потом заглянул, вроде как проверить, нормально ли я устроилась, а сам смотрел на меня так пристально-пристально и глазами на дверь показывал. Вышли в коридор, я сказала, что муж мне обещал до полудня деньги подвезти, договорились на час-полвторого в ординаторской. Он меня по плечу погладил, как бы ободряюще… Видел бы Гарусинский, как он меня гладил! Я, конечно, продолжила прикидываться дурой — «ах, доктор, я волнуюсь», улыбаюсь, дышу неровно, типа авансы ему делаю… Он даже пообещал постараться меня в одноместную палату перевести, когда та освободится… Ань, ты мне скажи, что это за отделение, в котором всего две одноместные палаты — одна мужская и одна женская?

— Во многих отделениях и того нет. Ты еще семиместных или, того хуже, двадцатиместных палат не видела.

— Так в двадцатиместной лучше, чем в четырехместной! Там хоть одна нормальная коза найдется, с которой поболтать можно, анекдоты потравить, душу отвести… Плохо же в больнице без компании. Знаешь, так разбирало позвонить тебе и попросить угадать, где я нахожусь, но я сдержалась!

— Ты рассказывай, что дальше было.

— Ну а дальше все было быстро и просто. Я позвонила майору, который руководил всей этой затеей, мы договорились, что он под видом мужа с «заряженными» деньгами приедет ко мне в половине первого. А потом было самое страшное — ночь в палате с тремя соседками, из которых двое храпели, одна с присвистом, а другая — как мотоцикл без глушителя, а третья пердела так, что слезы из глаз… Пришлось мне уйти на диванчик в коридор и подремать там сидя. Нет, ты хоть оцениваешь глубину моего самопожертвования?!

— Оцениваю. Оцениваю и поражаюсь!

— То-то же! Утром я сдала анализы, потом Тихонов с заведующим делали обход, а в полдвенадцатого ко мне приехал «муж» с двумя «кумовьями» в штатском. Прицепили мне на халат микрофон и камеру… Представляешь, камера такая — с горошинку, как в кино! Проговорили еще раз детали, сказали, чтобы я не волновалась, а вела себя как можно естественнее. Я, конечно, волновалась, но старалась держать себя в руках и все прошло гладко. «Дмитрий Григорьевич, вот деньги, здесь вся сумма — пятнадцать тысяч…». Он не просто взял у меня конверт, а сразу вытащил из него деньги и пересчитал. «Во избежание недоразумений», — сказал. Сидел за столом такой вальяжный, а как обэповцев увидел, белый стал, белее халата своего…

— Вика! Ну как же ты все-таки могла?! Он, конечно, гад, но… — Анна неодобрительно покачала головой; до столь радикальных мер ее ненависть к Дмитрию Григорьевичу не простиралась. — Ну, Вика…

— Я, вообще-то, рассчитывала на немножечко другую реакцию! — обиделась Виктория. — «Не как ты могла?», а «Вау! Круто! Вика, ты умничка и молодец!». Кто-то должен был положить конец этим издевательствам! Он бы так и продолжал поливать тебя грязью. А сейчас ему будет не до этого. К тому же то, что его взяли с поличным, подтверждает твою правоту! Ты же говорила, что он аферист — теперь это доказано! И разве можно оставлять зло безнаказанным? Нет, сестренка, нельзя! Недаром же люди говорят «око за зуб»! Разбудил лихо — получай с процентами! Или ты считаешь, что я не права? Только попробуй так сказать…

Глаза Виктории сузились, крылья носа начали раздуваться.

Сделано — так сделано. И вообще-то поделом.

— Наверное, права, — после некоторой паузы признала Анна. — Но как ты могла решиться на такое и провернуть эту операцию без сучка и задоринки…

— Я еще и не то могу! — заявила Виктория, снова наполняя свой бокал. — Кто еще будет наезжать — обращайся. Во мне пропала великая актриса, ну и фиг с ней, мне и так хорошо. Давай, Ань, за тебя, именинница ты моя ненаглядная. У нашей Анечки сегодня аманины, ей снова стукнуло семнадцать полных лет!

Чокнулись так, что бокалы зазвенели как колокольчики.

— Вика, а как ты объяснила мужу свое исчезновение?

— Так же, как и тебе! Чего ради я стану врать? Я ему сказала — Гарусинский, знай — со мной шутки плохи! Я непредсказуема в своем гневе и безжалостна в своей мести! Ты думаешь он мне поверил? Не насчет гнева и мести, а насчет того, что я провела ночь в больнице?

— Не поверил?

— Нет. Сказал, что проверит и уж тогда мне не поздоровится…

— Проверил?

— Проверил! Вот!

Виктория вытянула вперед левую руку с оттопыренным указательным пальцем, на который было надето массивное платиновое кольцо с тремя крупными бриллиантами. В драгоценных камнях Анна разбиралась плохо, на глаз характеристики, в том числе количество каратов, определять не могла, но кольцо однозначно было из дорогих.

— Это штраф! Ему еще пришлось изрядно меня поуговаривать. Когда мне надоело слушать его бубнеж, я сказала: «Гарусинский — ты судишь о людях по себе, а я не такая!». Кольцо взяла, но ночевал он все равно в своем кабинете…

В понедельник, прямо с утра, еще до начала занятий, к Анне в кабинет заглянул заведующий кафедрой. Не вызвал к себе, а явился сам, что было не совсем в его стиле. Одно дело — контрольный обход, другое дело — такой вот визит. Вошел, закрыл за собой дверь, сел, почесал у себя за ухом. По одному из толкований, почесывание шеи, в том числе и за ухом, свидетельствует о сомнении или нерешительности.

— Я тебя всегда уважал, Вишневская, — взгляд у Аркадия Вениаминовича при этом был особый, проникновенно-многозначительный. — А теперь зауважал еще больше.

— Вы о чем, Аркадий Вениаминович? — Анна, конечно, догадывалась, что имеет в виду шеф, но лучше пусть уж он сам скажет.

— Я об уважении, — изящно ушел от ответа Аркадий Вениаминович. — Молодец ты, Андреевна. Только просьба у меня к тебе будет…

Заведующий кафедрой замолчал, то ли подбирая нужные слова, то ли подчеркивая паузой важность просьбы.

— Я вас внимательно слушаю, Аркадий Вениаминович.

— Если на кафедре возникнут какие проблемы, ты без меня ничего не делай, ладно? Приди, скажи — всегда решим любой вопрос. Договорились?

— Договорились, — улыбнулась Анна. — Я, в общем-то, так всегда и поступаю, не лезу через вашу голову и за спиной у вас ничего не предпринимаю.

— За то и люблю, — заведующий кафедрой упер руки в колени и медленно, совсем по-стариковски, поднялся, разве что не закряхтел. — Но что-что, а удивить ты умеешь.

— Я сама себе иногда удивляюсь, Аркадий Вениаминович.

Шеф грозно сдвинул брови и погрозил Анне пальцем — гляди, мол, у меня, — но взгляд его при этом был совсем не строгим.