Отравленный исток - Елена Сергеевна Счастная

имеешь на это не больше права, чем я. Пусть она сама решает. А уж с отцом её я найду, как объясниться, коли на то надобность будет.

Стражники зашевелились в ожидании приказа. Поудобнее перехватили копья. Гридни за спиной тихо и угрожающе бранились. Боярышня вцепилась в поводья, с молчаливой мольбой глядя на жениха, а затем проговорила на удивление ровно и веско:

— Пусти нас, Найрад Градиславович. Сам знаешь, не вышло бы из нас хороших супругов, раз Дарина тебе милей. Теперь уж сможешь взять её в жёны, коль отец против не будет. А я жизни себе другой не мыслю, кроме как рядом с Кириллом.

Найрад вцепился в рукоять висящего на поясе меча, словно в последнюю опору. Он вдруг растерял весь запал, и бегло оглядел растерянных стражников, которые уже и не знали, что теперь делать. Вот, как оно получается. Младшая сестра ему приглянулась, да старшую решили за него отдать: в княгини будущие она больше годилась. И уговор давний опять же.

Найрад колебался, глядя поверх всех в сторону терема — видно, ждал, что оттуда вот-вот явится Градислав. Тогда уж никому не поздоровится.

— Уходите, — глухо бросил он и сделал шаг в сторону. — Но перед отцом я тебя оправдывать не стану.

Кирилл молча кивнул, проезжая мимо, а Заряна благодарно улыбнулась напоследок.

Вместе они покинули Новруч, и тихо ныло в груди от чёткого осознания: по своей воле Кирилл больше сюда не явится.

Глава 11

Угай-Арха раскинулся впереди бескрайней, ослепительной равниной. Солнце отражалось от белоснежной глади, превращая покрытый тонким слоем воды солончак в блюдо с чистейшим расплавленным светом. От этого зрелища слезились глаза и замирало где-то под рёбрами. Небо здесь сливалось с землёй и казалось, что не идёшь, а плывёшь в воздухе. Как будто переставало существовать всё, что за его пределами — оставалась лишь бесконечность, в которой можно брести всю жизнь. И лишь промокающие сапоги да раскалённая длань светила не давали забыть, что находишься вовсе не в чертоге Богов. Пахло морем, которое Млада видела всего раз в жизни, но запомнила навсегда. Говорили, что когда-то здесь и правда оно было, но беспощадная засуха, напавшая на эти земли, что ненасытный зверь, за много веков уничтожила реки, которые впадали в него. И потому море постепенно зачахло.

На просторах Угай-Арха Млада не ждала немыслимых тварей, которых мог бы наслать Ворон, чтобы в очередной раз проверить путников, жаждущих нарушить его уединение, на прочность. Сам солончак, несмотря на уму непостижимую красоту, что могла заворожить любого, даже распоследнего бесчувственного, странника, был самым жестоким убийцей. Он тянулся на десятки вёрст во все стороны, безжизненный настолько же, насколько прекрасный… И на всем пути здесь не встречалось колодцев. Соль отравила под ним даже подземные источники.

И это не казалось бы большой бедой, кабы не то, что последний колодец перед Угай-Арха оказался сухим, словно старый глиняный кувшин с треснувшим дном.

В бурдюках ещё оставалась вода, но в голове шипом застряла мысль, что её придется очень беречь — лишнего глотка не сделаешь. Иначе можно и не дойти. Не отпускало подозрение, что пустой колодец был делом рук Ворона. Попросту мороком, злой шуткой, которая могла теперь стоить всем жизни. Мастер горазд на выдумки.

И хорошо бы обойти солончак дальней стороной, потратить на дорогу сколько угодно лишних дней, но с севера его обхватывали горы, а с юго-запада лежали степи, где жили воинственные племена, которые веками не желали признавать ничьей над собой власти. Да и попросту ни один из арияш, что пытался обойти Угай-Арха, даже рискуя встретиться с жестокими степняками, после не мог найти обители Ворона. Будто путь через огромную мёртвую долину был необходимостью.

— Ну, здесь хоть помирать при случае приятно, — ядовито хмыкнул Хальвдан, когда над бесконечно далёким и размытым окоёмом загорелась пурпурная вечерняя заря.

Величаво выплыли на небо растрёпанные и вытянутые, словно пряди шерсти из кудели, облака. Соляные пустоши окрасились розово-золотыми переливами, ветер тронул воду рябью.

— Издохнуть в этой луже и засолиться, словно огурец в бочке. Что может быть лучше, — покривился Зорен. — Хотя тут красиво, и правда.

Он в очередной раз огляделся и поправил на плечах плащ, подол которого уже побелел от высохшей соли. На Угай-Арха было не так жарко, как в пустыне, но и не холодно, чтобы укутываться. Но жрец весь последний день как будто постоянно мёрз. То неосознанно обхватывал себя за плечи, то ёжился от озноба. Ведана то и дело тихо спрашивала, как он себя чувствует, но тот лишь огрызался или молча отмахивался. Он отстранился ото всех, только с Роглом продолжал говорить о чём-то перед сном. Иногда прикрикивал на него и принимался втолковывать науку снова. Он торопился, раздражался по пустякам и стал совершенно невыносимым. Точно старик, на которого теперь и походил.

— И как тут ночевать? — устало оглядываясь кругом, вздохнула Ведана, поправляя заплечный мешок.

— Найдем сухое место. Тут не везде вода, — ответила Млада.

Она и хотела бы пройти до темноты как можно больше, но остальных не заставишь прыгнуть выше головы. Вон все, кроме Хальвдана, уже едва ноги волочат. Даже Рогл, который, казалось, питался силой Забвения. Да, видно, не всегда.

Как стемнело, небо опрокинуло в воды солончака звёзды. Развести огонь здесь было вовсе не из чего, а потому ничего не мешало видеть вокруг себя тёмную бездну, усыпанную их сияющей пылью. Перевёрнутый рог месяца лил голубоватый свет на растресканную соляную равнину и переливался, точно на свежем снегу.

Млада лежала на войлоке, вперив взгляд в ещё слабо тлеющий, словно обрывок бересты, горизонт. Там засыпающее светило отдавало небу последние крохи тепла.

— Не боишься возвращаться? — сквозь мерное сопение спящих донёсся тихий голос Хальвдана.

Он повернулся к ней, и его глаза тускло блеснули в темноте.

— Чего мне бояться? — она дёрнула плечом. — Всё, что было, давно закончилось.

— Если я успел что-то понять, жизнь у Ворона не была мёдом. Наверное, на твоем месте я не хотел бы снова увидеть человека, который когда-то заставлял меня страдать, — рассудил верег.

Он выжидательно посмотрел на Младу, будто хотел услышать великие откровения. Никогда воевода не лез в её жизнь, а тут вдруг решил расспросить о делах давно минувших. Будто это что-то изменит. Будто из-за одной только своей прихоти Млада может отказаться от пути, что с каждым днём давил на неё всё сильнее. Иногда приходится с чем-то поступаться и возвращаться туда, куда возвращаться зареклась.

— Что ты хочешь от меня услышать? — она раздражённо села. —