Чужие сны - Дарья Сойфер

– Эй! – она возмущенно хмурится. – Я не его подруга!

– Она была у Криса, да?

Я мог бы и не спрашивать, все слишком очевидно. В этой реальности она наверняка пасется там из ночи в ночь.

– Откуда ты знаешь про моего… в смысле про Криса?!

– Я много чего знаю. Крис, твои руки… Блин, неужели опять разжевывать, что он придурок и недостоин тебя?..

– Так, с меня хватит. – Наташа поджимает губы и поворачивается к Паше. – Я привела вас сюда? Супер. А выслушивать вот это все… Нет, разбирайтесь сами.

– Подожди, пожалуйста. – Паша даже разговаривает, как его мать. Каждое его слово – как укол психотропного. – Не просыпайся. Мы должны выяснить…

– Нет, ты правда собираешься идти сейчас к нему? – перебиваю я и подхожу к Наташе. – Он же кинул тебя, как только узнал о протезах!

– Он не… Я не говорила… – Теперь она смущается, на лице проступает любопытство. – Хочешь сказать, там… ну, в твоей реальности, он видел?

– Ты сама ему показала. И знаешь, что он сделал? – Я мстительно улыбаюсь. – Свалил! Как самый настоящий трус! Самовлюбленный кретин!

– Я не думаю, что нам стоит сейчас спорить об этом. – Паша снова вклинивается. – Предлагаю сначала разобраться, что именно происходило в той реальности.

– И как ты это сделаешь? – Я с вызовом смотрю на него.

– Говорю же: я проникаю в чужое сознание. Так глубоко, как только возможно. И если мы все успокоимся, я попробую войти в твою память. Мы увидим события твоими глазами. Ты не против?

Я?! Показать Наташе, что она упустила? Настоящее лицо Криса? Наши разговоры? Ее смелость? Первый поцелуй? Ха! И он еще спрашивает?!

– Я – за. Что нужно делать?

– Тебе – ничего. – Паша разминает пальцы. – Наташ, ты с нами?

– Я… – Она явно колеблется, но я уже чувствую, что любопытство возьмет верх.

Давай, детка! Посмотри, как все могло быть! Как все было на самом деле. Возвращайся!

– Ладно, – вздыхает она наконец. – И как это будет?..

– Я еще не брал попутчиков. – Паша смотрит на меня так, словно примеряется, куда ударить. – Ничего, попробуем. Закрой глаза, подойди ближе и дай руку.

Наташа послушно выполняет требования. Я вижу, как часто она дышит, как бьется жилка на ее шее, как дрожат пальцы… Она должна вспомнить. Я покажу ей все что смогу.

Паша берет ее левую руку, крепко сжимает. Глядя мне в глаза, касается моего лба.

– Будет немного неприятно.

Неприятнее, чем попасть под грузовик? Ничего, потерплю. Есть ради чего.

Он давит на мою голову, краснеет от напряжения, на его лице проступают вены. Мой череп охватывает боль, словно кто-то хочет разломить его надвое. Давление невыносимое. Немного неприятно? Ты издеваешься?! Проталкивать руку в мой мозг? Мать твою… Нет, я не буду кричать… Господи, не могу… Астральному телу не должно быть так больно! Как будто десяток стоматологов разом рвут все мои зубы, кажется, я даже слышу, как трещат кости… Толчок – и я чувствую его руку внутри себя. Нет, по факту Паша стоит передо мной, просто положив ладонь на мой лоб. Как будто проверяет температуру. Но вместе с тем я ощущаю внутри что-то чужое, прямо в моей голове. Зверски тошнит, хочется вырвать, вытащить это наружу.

– Еще немного… – шепчет он.

Что-то ворочается в моем мозгу. Нет, братан, на это мы не договаривались. Ты убить меня хочешь? Уничтожить?!

– Уйди… – хриплю я из последних сил.

– Все. Уже все.

Боль исчезает так же быстро, как появилась. Мы втроем стоим… Даже не в темноте, нет. В нигде. Вокруг нет ничего – черный невесомый вакуум.

– Что это? – тихо спрашивает Наташа, и вместо ответа появляется застывшее изображение: напряженное лицо Паши и стены палаты за его спиной.

Мы словно внутри большого телевизора, его экран оборачивается вокруг нас так, что не видно краев.

– До какого момента отматываем? – будничным тоном интересуется Паша.

– Не знаю… – Мне трудно соображать, я вообще до конца не понимаю, что происходит. Такого я еще никогда не видел.

– Убийство Фомина? Или позже?

– Наверное, поездка в Калининград… или раньше… гараж Лии… – Впервые чувствую себя таким беспомощным. Как будто я больше ни на что не могу повлиять, как будто воспоминания уже не принадлежат мне. И это, черт возьми, страшно.

– Ладно, я сам.

Картинки из моей памяти мелькают в обратном порядке. Врачи, грузовик, маленький Паша, Лия, Наташа, особняк Мицкевич, Андрей… Быстрее и быстрее, смазываясь, сливаясь, я уже едва могу разобрать, где мы находимся. Вокзал, гараж, Лия, перепуганное лицо матери, снова Лия, Фомин…

– Хватит! – кричу я, хватаясь за голову. – Перестань!

Какого черта там вообще делает Фомин?

Паша останавливает изображение, мотает немного вперед. И вот мы, как в 3D-кинотеатре, смотрим моими глазами на утренний Калининград. Наташа улыбается мне, я забираю ее рюкзак, что-то ворчит Лия. Потом сон в машине, где Филипп собирает свои пазлы и велит уезжать. А здесь мы уже перед особняком: забор, камеры, Мицкевич в черном встречает нас на крыльце.

– Она была такой?!

Ага, теперь уже и Паше не по себе. Пусть переваривает, это меня волнует меньше всего. Я наблюдаю за Наташей. За тем, как она меняется в лице, как круглыми глазами следит за экраном, как впитывает в себя каждую картинку. Я знаю: она больше не сомневается. О нет, она не просто видит фильм. Две реальности для нее сливаются воедино, два временных туннеля сходятся в одну точку. Девушка из моего прошлого как приложение закачивается в эту версию Наташи. И пусть она пока слишком шокирована, чтобы говорить. Я дам ей время принять другую реальность. Я получил главное: вернул свою Наташу.

Пожалуй, я должен благодарить сына Мицкевич. Мне самому полезно нырнуть в собственную память. Оживить ключевые моменты. Наша ссора с Наташей, наше утро, когда она выбирала татушку. Я совершил ошибку. Зачем убеждал ее поверить в Криса? Зачем толкал на разочарование? Рисковал как дурак. Если бы он принял ее? Если бы теперь она была с ним? Нет, она нужна мне самому.

Упустил столько времени! Идиот! На что я потратил себя? Сколько лишнего было в моей жизни, пока я упорно игнорировал самое ценное. Наташа. Моя Наташа. Самый настоящий, цельный человек, которого я видел. Забавно же. У нее нет части тела, зато с душой все в порядке. Не притворяется, не лжет. Верит. Она – сама жизнь. Плевать, что она сейчас думает. Больше я ждать не буду.

Подхожу к ней – и целую. Так, чтобы сразу поняла, что она моя. Наташа не сопротивляется больше. Медлит, замирает с открытыми глазами, но не отталкивает. На моих губах солоноватый привкус ее слез. Отвечает! Она отвечает мне!

Я готов подхватить ее на руки, кружить, если бы не Паша. Ладно, подождем. Пусть досматривает свою аварию. Парня тоже можно понять: не каждый может увидеть, каким был бы мир без него. Интересно, каково ему знать, что его жизнь – плата за изобретение записи снов, за общество сомнаров? Слушает, окаменев, истории Ларисы Тимофеевны и остальных. Сколько катастроф не удалось предотвратить из-за одного спасенного мальчика?