Чужие сны - Дарья Сойфер

* * *

Лия

ПОД НОГАМИ ГРЯЗНЫЙ тающий снег. Жижа, размазанная по асфальту сотнями ботинок. Серые сугробы с черными пиками. Ветер треплет полосатые ленты: возможен обвал сосулек. Люди мнутся у перехода, светофор безнадежно мигает желтым. Слева, справа ползут машины. Не разглядеть фар, номеров. Все одинаково забрызганы грязью. Кто-то притормаживает – и словно прорывает дамбу: толпа валит на другую сторону.

Поворачиваю голову вправо – вниз по дороге площадь. Холодно, мокрые волосы прилипают к щекам. Бегу к темному гранитному зданию. Все спешат, пригнувшись от ветра. Одна фигура, отделившись, сворачивает между домами. Мужчина. Иду за ним. С тихим жужжанием светится над головой неоновая вывеска. Он крепко сжимает пакет в руке. Высокий, сутулый. Размашистые шаги. Даже не видит, куда наступает, штанины мокрые от снежного месива. Под ногами хрустит соль.

В проулке темно. Еле поспеваю за ним. Воздух густеет от темноты, кажется, я уже не различаю его в тени дома. Нет, вон он. Снова переходит дорогу. Оглядывается по сторонам. Пугливо? Растерянно? Не вижу. Торопливо заходит в магазин. Звон колокольчика, хлопок двери. Вывеска «Фарфор», широкие яркие витрины. Чайник, чашки, блюдца. Все такое английское, утонченное. С крохотными гусями в синих шапочках.

Не могу открыть дверь – пальцы не слушаются. Изо всех сил стараюсь взяться за длинную металлическую ручку. Конечности будто чужие, набитые мокрым песком. Ну же, мне надо войти! Скорее! Рука падает тяжелой плетью. Тело мякнет, оседает на грязный асфальт. Стой, стой, не падай! Прижимаюсь лбом к холодному дверному стеклу. Тюлевая занавеска, плохо видно. У прилавка горит свет. Вот он, тот человек. Что он говорит? Машет рукой. Кажется, кричит.

Воздух влажный, текучий. Обволакивает голову, глаза, уши. Тянет вниз. Звуки вязнут в киселе, глохнут. Мимо плывут машины, мутный свет фар. Тело сползает вниз по стене. Кто-нибудь! Помогите! Помо… Нет. Никто не видит меня.

Взгляд упирается в шершавую стену. Кусочек крас ки откололся, под ним виден почерневший кирпич. Как же хочется спать… Нет, нет, нет! Не закрою глаза! Из тишины доносится звон колокольчика. Тот человек! Он выходит на крыльцо. Бледен, глаза блестят. Темные, пустые. Отчаяние. Эй, стой! Ты должен услышать меня! Я тут! Эй!

Не видит. Он не видит меня. И не слышит. Почему рот не открывается? Я должна кричать! Кто пропитал мои легкие смолой? Пусть остановится, пусть обернется! Он не должен идти туда… Нет, не видит. Проводит рукой по лицу, словно стирая с него всякое выражение. Идет понуро. Стой, обернись! Но я ведь знаю уже, что не обернется. Сутулый силуэт расплывается от слез. Не ходи…

Он резко сворачивает на проезжую часть, срывается с тротуара под колеса. Жалобно визжат тормоза, еще бы чуть-чуть – и все кончено. Но из-за первой машины вылетает вторая. Летят брызги лобового стекла. Медленно, торжественно. Искрятся от света фонарей, сверкают, и это сияние сливается в слепое пятно. Осколки падают на асфальт. Как тихо… А он лежит. Глаза широко открыты. И в гладкой черной луже вокруг его головы отражается небо. Что ты наделал?..

Лия повернулась на спину, открыла рот, тяжело дыша. Это липкое похмелье кошмара… И почему она вчера не послушала врача и не выпила таблетку? Пусть бы сохло во рту, пусть бы дрожали руки, а сердце стучало барабанной дробью. И даже мысли вяло барахтались бы, как муха в желе. Тогда не пришлось бы видеть того человека. Снова.

Осторожно, стараясь не шелестеть одеялом, Лия приподнялась, оглядела палату. Кажется, из них всех самым нерадивым пациентом сегодня оказалась именно она: пропустила очередной прием лекарств, а потому не спала глубоким медикаментозным сном, как остальные. Странно, что соседки сегодня проявили такое смирение, ведь именно женское отделение славится изобретательностью: они готовы на все, чтобы избежать лишней дозы аминазина. Ходят же пугалки про выпадение волос, зубов и раздутые задницы.

Лия вела себя примерно, до уколов не доходило, но и таблетки в какой-то момент стали ей мешать. Ведь единственное, что можно делать в больнице беспрепятственно, – думать. А как раз этого лекарства лишают. Ничего, сегодня она попросится на прием к профессору, поговорит снова. Может, сменит препарат или даст совет хотя бы. Все что угодно, лишь бы не видеть этот сон.

Желая реабилитироваться, Лия скользнула на прохладный потертый линолеум и босиком на цыпочках дошла до подоконника. Во-первых, резиновые тапки скрипели и чавкали, во-вторых, балетное прошлое сделало ходьбу на полупальцах привычкой.

На широком, почти полуметровом подоконнике всегда было удобно сидеть. Чугунная батарея греет снизу, голубые ели, увешанные вороньими гнездами, отвлекают от желтых стен. До завтрака еще около часа, а значит, получится записать все в дневник до обхода. Профессор просил записывать каждую деталь и непременно сразу после пробуждения, иначе что-то важное сотрется из памяти.

Но не успела Лия записать и дату, как женщина на койке у окна встрепенулась, села, безумно вращая глазами. Как-то ее зовут?.. Нет, так сразу и не вспомнишь. Новенькая. Вчера ее накололи, называли только по фамилии. Диагноз – параноидальный психоз, кажется.

Лия отвела взгляд, стараясь не шевелиться. Что бы там ни было у новой соседки по палате, лучше не привлекать к себе внимание. Сейчас детонатором может сработать что угодно: звук, резкое движение… Даже сам факт, что есть слушатель, может спровоцировать волну бреда.

Но женщина окружением интересовалась мало. Нет, ее заняла собственная подушка. Боковым зрением Лия отметила, как новенькая испуганно отползла в другой конец кровати, поджала ноги, обхватила колени руками и отчаянно замотала головой. Кажется, без релашки[1] не обойдется. Теперь бы как-то мимо пройти к посту, чтобы еще не напала… Параноики такие: вдруг решит, что Лия – вселенское зло или дочка Сталина? Как задвинул недавно один дед, который все боялся, что она сдаст его на Лубянку, и высматривал в окне черную «Волгу». Потом все, ничем не переубедишь. И как хочешь спи в одной палате с такой соседкой, зная, что та нападет в любой момент. И хорошо, если успеешь вызвать медсестру.

Новенькая поначалу никак не реагировала на Лию, но стоило последней расслабиться и поверить, что она в безопасности, как женщина разогнулась пружиной и дугой прыгнула на подушку. Лия шарахнулась в сторону и больно ударилась локтем о железную спинку кровати.

– Да чтоб тебя… – не сдержалась она, потирая руку.

Взгляд вытаращенных глаз тут же переметнулся на нее.

– Ты с ними заодно, да? Они подослали тебя проверить? – Сухие искусанные губы новенькой почти не шевелились, было больше похоже на чревовещание.

– Нет, они меня тут тоже заперли. – Лия осторожно, без резких движений, продолжала пятиться к двери.