Ломоносов - Рудольф Баландин

Толщина айсбергов, так же как ледников, достигает сотен метров. Очевидно, что такие массы могут накапливаться на достаточно больших территориях. Следовательно, скопление айсбергов свидетельствует о существовании в данном регионе значительных участков суши, где находятся крупные ледники. На южных окраинах Африки или Америки подобных ледников нет. Приплыть из Северного полушария в Южное айсберги не могли: растаяли бы в тропической зоне. Значит, рождающие айсберги ледники Южного Заполярья находятся на материке или крупных островах (покрытых «многими и несходящими снегами») близ Южного полюса.

Примерно так рассуждал Ломоносов. Его теоретическое открытие Антарктиды было не просто замечательным достижением, но и поучительным примером великолепного использования научного метода в географии. Предсказание Антарктиды знаменовало новый этап в развитии наук о Земле.

До этого времени высказывались предположения о существовании гигантской «Неведомой Южной земли», основанные на разрозненных фактах, добытых мореплавателями в Южном полушарии. Подобные экстраполяции — по немногим фактам — нередко приводили исследователей к ошибочным представлениям о земной природе.

Прогноз Ломоносова был верным, ибо ученый разгадал происхождение ледяных плавучих гор. Они поведали ему о своей родине — Антарктическом континенте. Ученый правильно оценил подсказку природы. Это было первое крупное научное предсказание в науках о Земле. Однако это не поняли современники, не оценили последующие поколения ученых.

Историческая справедливость восторжествовала: первыми обнаружили Антарктическое побережье именно русские мореплаватели. В начале 1821 года экспедиция на кораблях «Восток» и «Мирный» под командованием Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева совершила плавание вокруг Антарктиды, открыв на ее окраине Берег Александра I. Это было крупнейшее географическое открытие XIX века.

Писали о достижениях Ломоносова ученые разных специальностей, и все-таки одно направление его исследований не заметили. Я имею в виду предложенные им способы определения геологического времени (область геохронологии). Для наук о Земле, по преимуществу исторических, это имеет принципиальное значение.

Геохронология определяет систему координат времени, позволяя выстроить в единый ряд разрозненные сведения о земных объектах и событиях. Во времена Ломоносова она еще только зарождалась, причем в немалых муках — из-за господства религиозного мировоззрения. В 1583 году Римская церковь подвела итог кропотливым изысканиям теологов и сочла достаточно хорошо обоснованной дату первого дня творения: 5199 год до Рождества Христа. Получалось, что возраст Мироздания менее семи тысячелетий. Другой точкой отсчета времени был принят библейский Всемирный потоп.

В середине XVII века вице-канцлер Кембриджского университета архиепископ Лайтфут, проведя собственные вычисления, уточнил дату первого дня творения: 9 часов утра 23 октября 4004 года до Р.Х.

Подобная система определения возраста доисторических событий по Священному Писанию вынуждала натуралистов объяснять сложные структуры горных пород, образование гор, минералов и прочие геологические явления грандиозной катастрофой — Всемирным потопом. Но и тут возникали неувязки: согласно библейскому описанию потопа, произошло грандиозное наводнение, и горы к тому времени уже существовали.

…Нелегко мысленно проникать в глубины истории Земли. Требовались смелость мысли, сила воображения, проницательность, чтобы преодолеть стереотипы мышления и религиозные предрассудки. Сделал это простой… нет, не так-то он был прост! — французский ремесленник Бернар Палисси (ок. 1510–1589). Известность он приобрел как создатель керамических блюд с рельефным изображением рыб, ящериц, змей, лягушек, раковин, растений. «Я берусь доказать, — заявил он, — по многим пунктам ложность теорий философов, даже самых древних и знаменитых». И он сказал правду.

Он признавался, что не штудировал произведений философов и богословов: «Я не имел иной книги, кроме неба и земли, которая известна каждому, и каждый может узнать и прочесть эту прекрасную книгу».

Палисси старался постичь азбуку «каменных иероглифов» горных пород и минералов, ископаемых остатков и кристаллов. Всерьез интересуясь жизнью Земли и ее почвенного покрова, он первым указал на значение солей для увеличения урожайности. Гениальной была его идея о естественном происхождении отпечатков раковин и подобных, как считалось тогда, «причуд природы». По его словам, они свидетельствуют о вымерших в далеком прошлом животных и растениях. Это открывало путь для познания каменной летописи планеты.

В 1575–1584 годах Палисси читал в Париже публичные лекции по естествознанию. В них и в своих печатных работах он опровергал фантазии алхимиков и астрологов, а также геоцентрическую систему Мироздания; не соглашался с библейской версией актов творения и Всемирного потопа, призывая изучать природу как таковую, обращаясь именно к ней, а не к мнению религиозных авторитетов. За эти взгляды его заключили в Бастилию, где он и умер.

Как видим, проблема возраста нашей планеты была в те времена смертельно опасной для исследователей. Но это их не останавливало. В Англии, где к наукам относились терпимо, друг Ньютона астроном и геофизик Эдмунд Галлей, не считаясь с догматами Церкви, попытался оценить возраст Земли по скорости засоления Мирового океана. Он исходил из предположения, что изначально океан был пресным, а соли в него приносили реки, и получил возраст океана: 10 тысяч лет.

Через полвека после Галлея его данные уточнил Жорж Луи Леклерк Бюффон (1707–1788). Об этом современнике Ломоносова есть смысл рассказать подробней. При всех различиях в судьбах и общественном положении у них были общие черты, прежде всего — неуемная жажда познания земной природы и осознание ее как единого целого.

Родился Бюффон в семье богатого бургундского дворянина. Учился в иезуитском коллеже. По настоянию отца изучал юриспруденцию, но переехал в Анже и поступил на медицинский факультет университета. В 1730-году ему пришлось бросить учебу и скрыться: на дуэли (из-за женщины) он убил офицера. В Нанте он подружился с английским герцогом Кингстоном и его наставником Хикманом, любителем естествознания. С ними отправился в путешествие, продлившееся 2 года.

После смерти матери он получил богатое наследство. Вернувшись в Париж, завел влиятельных знакомых, получил заказы на лес для флота и металлические изделия для армии. Дела вел успешно и приумножил свой капитал.

Занимаясь теорией вероятностей, он опубликовал ряд мемуаров. Перевел трактат С. Гейлса «Статика растений», где в предисловии воздал должное экспериментам, которые «заставляют природу открывать свои секреты», после чего прежние системы знаний выглядят как «старинные грезы». В 1739 году его назначили интендантом королевского сада.

Работал он неутомимо. Вольтер отозвался о нем: «Душа мудреца в теле атлета». Вставал Бюффон с рассветом и до полудня вел научные исследования. Затем занимался практическими вопросами. За полвека территория королевского сада увеличилась вдвое, а состояние Бюффона — многократно. Он получил титул графа, в 1753 году стал членом Французской Академии наук (в числе «сорока бессмертных»); его бюст по указанию Людовика XVI установили перед входом в королевский Кабинет натуральной истории.